— Мы не можем позволить детям лишиться образования, — сказал Такеру. — И публичные школы в западной деревне были важным источником дохода для многих семей. Правительство не дает нам прямую помощь, но оно должно платить зарплату работникам публичной школы. Любой житель, который может читать и учить по стандартной программе Империи, может служить как учителя и администрация, включая женщин.
Идея была хорошей. Многие жители Такаюби были достаточно обучены, чтобы читать на кайгенгуа.
— Для тех, кто не может читать, школа предоставит места уборщиков и помощников, и ту зарплату тоже будет платить правительство. Если все будет идти по плану Нуму Котецу, школа будет построена и открыта через два месяца — раньше, если коро помогут нашим нуму. Губернатор провинции Ло согласился оставить активной лицензию публичной школы Такаюби, если у нас будут открыты классы за это время. Когда здание школы будет завершено, мы начнем строить новый офис, который даст еще не меньше четырех вакансий.
Глядя на Такеру, Мисаки поняла, что она держала Изумо крепко и нервно кусала губу. Одна школа и офис управления не могли дать работу всей деревне, и многие женщины Такаюби остались одни, не могли работать весь день. Но Такеру не закончил.
— Я хочу обратиться теперь к волонтерам, которые помогали нам эти недели. Мы щедро отплатим вам в будущем, а еще я хотел бы пригласить вас всех остаться.
Шепот смятения пробежал по толпе.
— Я не могу сразу заплатить монетами, но я открываю додзе Мацуда для обучения.
Это послало рябь восторженного шепота и восклицаний.
— Если мужчины хотят переехать в Такаюби, поддержать овдовевших родственниц — или поселить тут свои семьи — я обучу их.
Пару месяцев назад предложение не было бы таким заманчивым. Меч казался непрактичным, просто церемонией в мирное время. Но Ранга могла в любой день постучать в их дверь, и армия Империи не защитила бы их, так что обучение у величайшего бойца Меча Кайгена, вдруг стало заманчивым.
— Нуму Котецу Каташи ищет напарников и учеников, если мастера хотят присоединиться к нам, — еще одно заманчивое предложение. — Две рыбацкие семьи переехали к подножию горы, чтобы рыбачить тут, но все мы знаем, что берег Такаюби раньше поддерживал больше двадцати семей рыбаков, ньяма их душам, — Такеру склонил голову к Сецуко. — Я говорил с женой моего брата, которая одна выжила в одной из тех семей, и с Чиба из соседнего района. Они согласились, что берег должен быть открыт для всех рыбаков, желающих поселиться там. Любы рыбаки, которые переедут к горе, получат нашу помощь со строительством дома и всем, что нужно для начала.
— При всем уважении, Мацуда-доно, а как же помощь армии Империи?
— Ну… это не важно, — сказал Такеру. — Как я объяснил, нам она не понадобится.
Вся деревня наполнилась илами после речи Такеру и рьяно приступила к работе, собирая бревна со склонов и строя новую школу.
Исключением была Хиори. Пока другие боролись с горем, Хиори не смогла миновать ужасы атаки. В ее глазах была пустота, и Мисаки было не по себе, словно ее подруга умерла в ночь ветра и пуль.
Одной ночью Мисаки проснулась от звука босых ножек, топающих по татами.
— Каа-чан? — сказал голос, она села и увидела Нагасу на пороге.
— Нага-кун? Что такое?
— Снаружи призрак.
— Что? — шепнула Мисаки, протирая глаза. Нагаса стал за месяц лучше выражать словами мысли, но они не всегда имели смысл. Хотя он давно не просыпался от кошмаров.
— Снаружи призрак, — повторил Нагаса, глаза были огромными во тьме. — Я его слышу.
Такеру крепко спал рядом с Мисаки. Он так уставал, что проснулся бы, только если бы гора стала разваливаться под ними. Стараясь не беспокоить его, Мисаки выбралась из-под одеяла и прошла к Нагасе.
— Идем, Нага-кун. Вернем тебя в…
Она замерла и уловила звук, разбудивший ее сына.
— Призрак, — серьезно настаивал Нагаса.
Жалобный вой искажал ветер, но любая мать могла понять…
— Это не призрак, Нага-кун, — сказала Мисаки. — Это ребенок.
— Ребенок?
— Да, — звук доносился из дома Хиори. — Нага-кун, останься тут. Иди в постель. Каа-чан скоро вернется.
Мисаки поспешил к гэнкану, надела таби и закрепила их быстрыми пальцами, схватила по путти плащ. Когда она вышла за двери, Сецуко уже стояла снаружи.
— Мисаки, — сказала она. — Ты слышала…?
— Да, — сказала Мисаки, укуталась плащом поверх одежды для нас. Крики малыша звучали из дома Хиори. — Думаешь, она уже родила? Разве еще не рано?
Сецуко сосчитала месяцы и недели на пальцах, ее губы двигались.
— Да, немного, — она выпрямилась. — Может, это хороший знак. Знаешь… может…
Может, это был ребенок Дая.
Мисаки кивнула.
— Идем.
К женщинам Мацуда присоединились Фуюко, Фуюхи и несколько мужчин из соседних домов, которые проснулись от звука. Женщины Мизумаки несли фонари, и Мисаки заметила, что у двух мужчин — Гинкавы Аоки и волонтера по имени Амено Кентаро — были мечи. Было странно брать оружие, чтобы проверить мать с новорожденным, но в крике было что-то жуткое. Стены дома скрипели, группа собралась у двери.
— Хиори-чан? — Сецуко бойко постучала. — Мы можем войти?
Ответа не было, только безумные вопли малыша, их не перебивали, будто там больше никого не было.
— Юкино-сан! — громче сказал Гинкава Аоки. — Вы там?
— Хиори! — тон Сецуко стал тревожнее. — Хиори, прошу, ответь нам! Ты в прядке?
— Простите за вторжение, Юкино-сан, — сказал Аоки, — мы входим, — и он выбил дверь.
Сецуко ворвалась первой, за ней последовала Мисаки и женщины Мизумаки с фонарями.
Хиори лежала на боку на кимоно Юкино Дая, которое она смогла забрать из старого дома, сжимая в руке ткань. Такенаги торчал из ее тела, серебряный клинок выпирал из ее спины.
Она была мертва.
— Нет! Нет! — Сецуко упала на тело Хиори, всхлипывая, Фуюко упала на колени в шоке, а Фуюхи отвернулась. — Хиори! — Сецуко стал умолять, слезы лились по щекам. — Ну же, милая, открой красивые глазки. Хиори! Нет! Нет!
Мисаки не пошла к телу. В ней не осталось слез. Она не могла это объяснить, но она как-то знала до того, как они выбили дверь, что Хиори умерла. Она давно была мертва.
— Мисаки, сделай что-нибудь! — Сецуко всхлипывала, опустив голову Хиори на свои колени. — Останови кровотечение!
Мисаки лишь покачала головой. Даже ели бы сердце Хиори еще билось, она не могла спасти человека от такой раны. Хиори явно уперла Такенаги во что-то и бросилась всем весом на клинок — решительный конец.
— Мне жаль, Сецуко, — прошептала Мисаки. — Она мертва.
Мисаки тихо прошла мимо Сецуко к колыбели, где рыдания не прекращались. Там была девочка, запуталась в одеялах, зажмурилась, откинув голову, и кричала. Мисаки еще не видела такого маленького ребенка, но ее ручки двигались, воздух в хижине задевал волосы и рукава Мисаки.
«Великая Нами», — ни один ребенок, даже Мацуда, не получал силы в день рождения. Это было неслыханно. Мисаки с потрясением вспомнила жуткую смертельную фонью насильника Хиори — та сила отбросила Мисаки в стену и разрушила комнату.
— Это не ребенок Юкино-доно, — в страхе прошептал Амено Кентаро. — Это не из наших.
У ребенка текла кровь из тонкого пореза на шее, который мог быть только от меча Котецу. Мисаки с ужасом поняла, что Хиори держала Такенаги у горла ребенка… но не убила малыша. В конце она не смогла убить своего ребенка.
Амено Кентаро потянулся к катане.
— Нет, — Мисаки быстро обошла колыбель, встала между воином и младенцем.
— Отойдите, Мацуда-доно, — Кентаро начал вытаскивать меч.
Ее кровь кипела, Мисаки схватила его за руку и вонзила оружие в ножны.
— Нет.
Глаза Кентаро расширились от ее силы.
— М-Мацуда-доно… — он глядел, не понимая, на тонкую ладонь на его запястье. — Ч-что…
— Ты не навредишь этому ребенку, — прошипела Мисаки.
— Это фоньяка, — возразил он, пытаясь вырваться из хватки Мисаки, но без толку. — Посмотрите на тот порез. Юкино пыталась убить это.
— Но не убила! — яростно ответила Мисаки. — Она сделала выбор с мечом. Ее последнее решение в этом мире — дать ребёнку жить. Кто мы, чтобы лишать ее этого?
— Но… это ранганийский ребёнок…
— Это ребёнок Хиори, — прошипела Мисаки, отталкивая его, — значит, он принадлежит всем нам. Ты отойдешь.
— Мацуда-доно, — начал Гинкава Аоки. — Вряд ли…
— Отойдите, Гинкава-сан.
Мисаки склонилась над колыбелью, прижала ладонь к шее ребенка, исцелила порез, как могла. Рана была тонкой, но глубокой. Останется шрам. Когда Мисаки ощутила уверенность, что корка удержится, она укутала девочку, чтобы она не шевелилась, поднимая ветер.
— Мацуда-доно, — Аоки попробовал нова. — Я знаю, что вы — женщина, поддаётесь материнским инстинктам, но нужно думать об этом рационально. Это фоньяка.
Игнорируя протесты Гинкавы, Мисаки подняла малышку на руки и прижала к себе, гладя нежную голову. Она была крохотной, а оба мужчины все еще прижимали руки к мечам.