— Я знаю, как улыбаться, — было время, когда Мисаки ругали за то, что она улыбалась слишком много, но за годы Такаюби сказалась на ней, превратила ее в хрупкую и дрожащую, боящуюся своего голоса, ведь могла разбиться на кусочки, говоря слишком громко.
— Я не видела твою улыбку ни разу, — недоверчиво сказала Сецуко. — Что с тобой? Уголки твоего рта не шевелятся?
Нет. Мисаки была сломлена внутри.
— У меня был выкидыш, — прямо сказала она, — дважды.
— О, — Сецуко застыла, ее шутливое поведение испарилось. — О, милая… Мне так жаль. Я не знала.
Мисаки думала, что рассыплется от тревоги в глазах Сецуко. Годы ожесточили ее из-за жестокости отца мужа и безразличия мужа, но она не могла защититься от честного взгляда.
— Ты хотела тех детей? — спросила Сецуко, и мягкость ее голоса лишила Мисаки защиты.
— Не знаю, — сказала она, поражаясь и немного боясь своей честности. Она ждала, плечи напряглись, когда Сецуко отругает ее за эгоизм, обвинит ее в потере детей, скажет ей, что ей повезло с терпеливым мужем, как все.
Сецуко только сказала:
— О. Тогда почему ты так печальна?
— Я… — когда ее голос стал таким слабым? Когда она стала бояться выразить мысли словами? — Я тут, чтобы дарить мужу сыновей. Я не хочу быть разочарованием.
— Ты — не разочарование.
— Что?
— Ты — не разочарование. Ты не могла бы стать такой, даже если бы пыталась, — давно никто не говорил с Мисаки с такой простой уверенностью, когда она верила в то, что было правильным и хорошим. Она глядела миг на Сецуко и поняла, что забыла, как отвечать на такую доброту. Она думала, что оставила это позади девять лет назад.
— Посмотри на себя, — продолжила Сецуко. — На что может жаловаться мужчина? Ты милая, красивая, и я заметила, что ты умная. Ты уже родила идеального сына, и мой муж говорит, что ты чудесно готовишь.
— Приятно, что он так говорит. Я стараюсь.
— Тебе нравится готовить?
Мисаки кивнула.
— Это хорошо, потому что я готовлю плохо.
— Уверена, это не так, — вежливо сказала Мисаки.
— О, это так. Спроси любого, кто ел мои блюда. Почему бы тебе не заняться чем-то полезным? Ты могла бы научить меня готовить что-то для моего благородного мужа и требовательного желудка Мацуда.
— Желудки Мацуда не такие требовательные, — сказала Мисаки. — Твой муж любит ту же еду, что и все.
— Когда я это сделаю, он перестанет это любить. Иначе почему я таскала рыбу на рынок, а не оставалась дома, чтобы помогать на кухне? Моя семья попробовала раз, как я готовлю, и решила, что хочет выжить.
Мисаки ощутила, как на лице появилась улыбка. Впервые за долгое время она захихикала.
— Вот так улыбка! — обрадовалась Сецуко. — И посмотри! — она ткнула пальцем в щеку Мисаки.
— Что? — Мисаки подняла ладонь к лицу, думая, что там остался кусочек риса.
— У тебя ямочки!
У Мисаки не было сестер, но с того дня она решила, что была рада звать Сецуко своей сестрой. Их мужья носили с собой все напряжение, которое сопровождало узы братьев, первый и второй сын боролись за одобрение отца, но они не давали ничему плохому влезать между ними.
Марси уже прожила в доме Мацуда почти десять лет, но Сецуко сделала эти холодные коридоры домом. Когда Мисаки было больно, Сецуко шла в западную деревню за лекарством. Когда она терялась в печальных мыслях, Сецуко возвращала ее шуткой. Через пару месяцев после рождения Хироши Сецуко сказала:
— Та милая малышка, которая живет в доме Юкино. Кто она?
— Ты про Хиори? — сказала Мисаки. — Она — жена Юкино Дая.
— Какой Юкино?
— Юкино Дай, — сказала Мисаки, — глава дома, Мечник-молния.
— Я думала, главой Юкино был Юкино Рёске.
— Был. Он умер незадолго до твоего переезда сюда, пока ты готовилась к свадьбе. Ты не знала?
— Нет! — воскликнула Сецуко. — Я не была на рынке сплетен! Там я всегда получала новости. Боги, я не знаю, как вы, аристократки, живете взаперти!
— Ты теперь тоже аристократка, — напомнила ей Мисаки.
Сецуко фыркнула и отмахнулась.
— Похороны Юкино Рёске были как раз перед твоей свадьбой. Кто-то должен был управлять поместьем, и старший сын Юкино не хотел перевозить семью из Джунгсана. Дай-сан — второй сын, и он переехал туда со своей женой.
— Его жена тоже взаперти как аристократка? — спросила Сецуко. — Почему мы ее никогда не видели?
— Думаю, она почти все время заботится матери Дая-сана. Она стара и больна, так что это занимает почти все ее время.
— Это явно одиноко, — сказала Сецуко. — Мы должны навестить ее завтра.
Так они встретились с Хиори. Теперь, пять лет спустя, три женщины были неразлучны.
Хиори и Сецуко дразнили друг друга насчет талий, когда за руку Мисаки потянули. Она опустила взгляд, увидела своего третьего сына, двухлетнего Нагасу. Он сжимал цветочный рукав ее кимоно.
— Видеть? — спросил он тонким голоском. — Видеть малыша? — это был его любимый вопрос с рождения Изумо.
— Конечно, — сказала Мисаки, села на татами и опустила Изумо на свои колени перед Нагасой. — Будь нежным, Нага-кун. Он еще очень маленький.
— Подержать ребенка? — Нагаса с надеждой протянул руки.
— О, как это мило! — запищала Хиори.
— Я пока его подержу, — мягко сказала Мисаки Нагасе. — Вырастешь на пару койину, и мы поговорим.
— Твоего старшего брата нет рядом? — Хиори склонилась, чтобы заглянуть в глаза двухлетнего мальчика. — Почему бы тебе не поиграть с ним?
— Хиро-нии-сан ушел, — Нагаса надулся.
— О? Куда он ушел? — Хиори посмотрела на Мисаки.
— Хиро-кун в додзе начальной школы, — сказала Мисаки, качая Изумо на свих коленях.
— Точно, — сказала Хиори. — Ему нравится смотреть, как старшие мальчики тренируются, да?
— Он теперь тренируется с ними, — сказала Мисаки. — Начал, как только смог поднять тренировочный меч.
— Разве ему не пять? — Хиори поразилась. — Я думала, это запрещено.
— Инструкторы сделали исключение, — сказала Мисаки. Пятилетнего ребенка еще не принимали на уроки меча в начальной школе, но второй сын Мисаки, Хироши, был не обычным.
— Он — серьезный мальчик, да? — сказала Сецуко. — Как миниатюрная версия своего отца. Это немного жутко.
— Почему ты не можешь быть таким, как он, Рё-кун? — Хиори ткнула локтем своего сына, Рёту. Она сказала это шутливо, но с ноткой серьёзности.
— Он ещё очень юный, — сказала Мисаки. — Рёта-кун, сколько тебе лет?
— Четыре, — гордо сказал Рёта.
— Вот видишь, — сказала Мисаки. — Ты можешь стать маленьким мечником, как Хироши, в следующем году. Кто знает?
— Я — мечник! — заявил Рёта, ни к кому не обращаясь, наверное, цитируя мультик. — Я вызываю тебя на дуэль!
— Да? — невольно дразнила его Мисаки.
Мисаки собрала джийя, втянула молекулы воды вокруг в свою ладонь и заморозила их в самодельный меч — скорее тупую сосульку, чем меч — размера, который подходил для сражения с четырехлетним.
— Принимаю! — сообщила она.
— Мисаки-сан, что ты делаешь? — спросила Хиори.
— Бейся со мной, Юкино Рёта! — Мисаки изобразила голос злодея из мультика, сдвинув Изумо к своему левому боку, подальше от опасности.
— Рё-кун, не надо, — предупредила Хиори. — Мисаки-сан — леди. Не… — но мальчик от радости, что он нашел друга для игры, уже бежал на Мисаки с деревянным мечом.
Рука Мисаки двигалась на почти забытом импульсе. В два взмаха она обезоружила маленького Рёту. Еще взмах псевдомечом, и она сбила мальчика с ног. Он рухнул на спину, охнув, и Мисаки направила сосульку на его грудь.
— Я победила! — драматично сказала она. — Признай поражение, или я защекочу тебя!
— О, нет! — завизжал Рёта и стал отползать, хихикая. — Нет, нет!
Мисаки не сдержалась. Она задрала кимоно и побежала за ним. Быстрый мальчик не ожидал, что домохозяйка Мисаки догонит его за три шага. Он закричал, когда она обвила его рукой, смеялся, когда она повалила его на пол, щекоча.
— Мисаки-сан, что ты делаешь? — завопила Хиори, не зная, возмущаться или веселиться.
— Не переживай, Хиори-чан, — сказала Сецуко. — Это Мисаки делает, когда она в хорошем настроении, — Сецуко не понимала, что это незнакомое создание — бесстрашная и странная женщина, которая быстро бегала и играла с мечом — была отголоском времени, когда вся жизнь Мисаки была счастливой.
Оправившись от щекотки, хихикающий Рёта поднял меч и снова напал на Мисаки. В этот раз она поддалась, дала мальчику поймать ее ритм, пару раз хорошо взмахнуть мечом, а потом она снова его обезоружила.
— Боюсь, Рё-куну далеко до Хиро-куна, — рассмеялась Хиори, — если он проигрывает женщине.
Мисаки могла сказать, что проигрыш ей не был тем, из-за чего мальчик или мужчина мог стыдиться, но об этой части себя она больше не говорила. Такеру это запретил.
— И я! — запищал Нагаса, прыгая со своим игрушечным мечом. — Каа-чан, и я!
— Мальчики, осторожно с ребенком! — предупредила Хиори, Рёта и Нагаса напали на Мисаки одновременно.