— В обиде я на тебя!
Стоял Яр перед Велом, посмеивался, уперев руку в бок. На губах улыбка, а глаза как у коршуна — желтые, злые. И не поймешь, то ли шутит Яр, то ли вправду на Вела сердится.
— Перенял ты, воин чужого племени, кафского предводителя. Мой он был. А ты раньше успел. Будь славен, воин! Выпей из чаши моей.
Встал Вел, взял из рук Яра чашу резную, с хитро закрученными держалками, усмехнулся:
— Видно, не очень спешил ты, если пеший быстрее тебя, конного, с предводителем кафским управился.
Засмеялись сидевшие и стоявшие вокруг ивичи, но тут же спрятали ухмылки в густые бороды. Дерзок, смел этот пришлый парень. Не знает, видно, с кем говорит.
А Вел выпил всю чашу до дна, протянул ее Лане, чтобы снова наполнила.
— Теперь ты выпей, предводитель. Не любят вены в долгу оставаться.
— Смел ты, воин. Смел и силен. Иди в дружину ко мне!
— Когда для племени нужда настанет, приду.
— Сейчас иди. Кончим тут пировать, по другим селениям поедем. Жизнь у нас, у дружинников, вольная!
Удивился Вел: скоро снег ляжет, новых набегов до весны ждать нечего. Зачем же постоянную дружину держать, зря кормить столько ртов? По родовым селениям воинам расходиться надо. Там работы сейчас хватит.
— Молчишь? — усмехнулся Яр. — Смотри, в другой раз звать не буду.
И пошел не спеша, высокий, плечистый, к другому костру.
Долго пировали ивичи. Еще одного быка зажарили. Мальчишки от реки таскали свежую, только что пойманную рыбу. Женщины снова и снова хлебные зерна мололи, пекли лепешки. Наконец Тук поднялся, к вечерней заре руки простер, еще раз слова благодарности Духам войны произнес, потом повернулся к людям:
— Пора добычу делить!
Юноши привели кафских коней. Оружие, одежду, доспехи — все на пять равных частей старики разделили: по одной части каждому роду, пятую — конной дружине Яра. Так всегда, исстари, делалось. Но тут Яр вышел вперед, подняв руку, властным голосом произнес:
— Люди! Почему кафские воины неожиданно нападают? Потому что у каждого из них по два коня. Сегодня они здесь, а завтра — далеко в другом месте. Коней они на ходу меняют. А у моих воинов только по одному коню. Вот почему мы к вам так долго добирались. Хорошо, что все-таки вовремя прискакали. А в другой раз и опоздать можем. Надо, чтобы каждый воин моей дружины по два коня имел. И еще скажу: почему кафы в бою сильны? Потому что у них самое лучшее оружие. Каждый из них и топор, и нож, и копье имеет. А у меня в дружине кто с железным топором, а кто и с каменным или с рогатиной старой, дедовской… Самое лучшее оружие надо дружине отдать!
Сказал Яр и к дружине вернулся. Воины его подняли крик:
— Правильно Яр сказал!
— Лучшее оружие нам отдайте!
— И коней тоже!
Тук и старшие воины четырех родов сами понимали, что правильно Яр сказал. Надо, чтобы дружина сильной и быстрой была. Но ведь и самим надо от врагов отбиваться! С чем роды останутся? Не так уж много железных топоров у них есть да и копий хороших. Про коней и говорить нечего — как без них роду прожить? Долго спорили и ругались между собой ивичи, наконец приняли такое решение: каждому воину дружины по второму коню дать, у кого хорошего копья и топора боевого нет, тоже из общей добычи выдать. А что останется — на четыре части по числу участвовавших в битве родов поделить.
Воины Яра тут же самое лучшее оружие себе выбрали, самых лучших коней в сторону отвели. По три коня захудалых да по пять топоров после того на каждый из родов осталось. Совсем обозлились ивичи. Тут кто-то про коней Вела вспомнил: почему они на дележ не поставлены? Тук сказал, что те кони в другом бою Велом взяты, без помощи ивичей. Но его и слушать никто не хотел. Стали и этих двух коней делить. Вел молчал. А Лана не вытерпела:
— Стыдно вам, родичи! Разве не Вел кафского предводителя убил, разве не он ночью коней кафских в овраг загнал? А вы, вместо того чтобы часть добычи ему отдать, еще коней у него забрать хотите!
Опустили головы Тук, Кун и еще несколько ивичей. Стыдно им было. Но другие по-иному судили. Со всех сторон сердитые, злые выкрики понеслись:
— Ты, девка, молчи! Не твоего ума дело.
— Мы бы и сами с предводителем кафским управились!
— И коней кафских он зря загубил. Сейчас бы вон их сколько было у нас!
Плюнул с досады Вел при этих словах, ушел за вал, в Городец. А ивичи, закончив дележ, начали собирать своих павших воинов в последний путь. Тут же, на месте битвы и пиршества, выкопали девять ям. Потом привели девять коней в уздечках и со звериными шкурами на спинах. Глиняную посуду принесли и еду. Жердей натаскали из леса. Сделали из них в ямах небольшие жилища без крыш.
Закричали, заплакали женщины, прощаясь с уходящими сыновьями, мужьями, братьями. Воины отстранили их, подняли тела погибших и понесли от места пиршества к их новым жилищам. Как сидел мертвый воин на пиру, так и лег на бок в могилу, будто уснул после множества выпитых чар. Рядом с каждым кувшин с водой поставили, лучшие куски мяса положили, копья, луки, ножи — все, что понадобится воину, когда снимет с него Смерть заклятье молчания и снова поднимется он для жизни в неведомой стране предков.
— Вот, — сказал Тук, — каждому из вас даем по коню. Юноши, подведите коней к могилам, пусть запомнят их воины, чтобы сразу узнать потом. Когда станут нужны вам кони, к себе позовите их. А пока пусть ваши кони у нас побудут, пусть пасутся вместе с другими, силу на сочной траве набирают. Юноши, уведите коней!
Настилом из крепких жердей закрыли сверху каждую могилу. Плотно закрыли, чтобы звери лесные — барсуки и лисицы — не проникли к ним, не потревожили сна умерших. А сверху землей засыпали. Много земли натаскали. Каждый, и старый и малый, всю ночь носил землю. Кто в совке деревянном, кто в пригоршнях. Носили до самой зари, большие кучи земли насыпали над могилами.
Когда взошло солнце, старый Тук приказал:
— Снова костры разжигайте! Проводим в дальний путь братьев и сыновей наших. Готовьте еду, женщины, несите вино и мед.
Второй после битвы день начался новым, погребальным пиром. А Вел и Лана сидели в это время на берегу тихой, спокойной реки, слушали доносившиеся сюда печальные погребальные песни. Им не хотелось идти на пир.
— Железные кольца на ногах до самых костей вгрызлись. Снять их хочу! — жаловалась Дана, тесно прижавшись к Велу.
Вел молчал, только еще плотнее укутывал ее в теплую кафскую накидку, сшитую из бараньих шкур. Не знал, что с железными кольцами делать. Не может он железо сломать. Сколько раз пробовал.
— В тайном месте, в лесу, — нашептывала Лана, — старый колдун живет. Никто не знает дороги к нему. Раз в году приходит он в наши селения, приносит ножи, наконечники для стрел из железа. Только он может кольца с моих ног снять. К нему надо идти.
— Завтра же пойдем в лес искать его, — сказал Вел. — Попроси у родичей зерна и соли, в путь приготовься. Найдем мы того колдуна!
— Ты найдешь, Вел, я знаю… — доверчиво улыбнулась ему Лана. — Ты все можешь, ничего не боишься.
Наутро Лана и Вел по уже наведенному мосту вышли из Городца. Их сопровождал Ул с конем, на котором лежала поклажа. У свежих могил и Священного дуба понуро стояли под мелким, моросящим дождем быки, коровы, овцы. Тут же толпились воины Яра и поселяне.
— Что они делают? — спросил Вел.
— Скот делят, — сказала Лана. — С каждого рода Яр по быку, по две коровы и по пять овец берет.
— Почему? За что?
— За то, что от кафов спас.
Вел остановился, хотел что-то сказать, да так и остался стоять с открытым ртом. Такое удивление было у него на лице, что Лана расхохоталась. А он рассердился:
— Не хочу у ивичей жить! Не останусь у вас. Глупые вы, сами у себя скот отнимаете. Разве Яр и его воины не из вашего племени? Разве не все ивичи наравне с ними против кафов дрались?