Харри проснулась в темноте. Она не понимала, где находится. Тело поддерживали не подушка и матрас, воздух не имел ничего общего с воздухом Резиденции или Островов. Усилием воли она сдержалась, чтобы не удариться в истерику. Без толку разбираться, откуда взялось стремление подавить панику. Гордость автоматически сдерживала страх, насколько могла. Измученная, Харри рухнула обратно на постель и только тут вспомнила, где находится. Пахло экзотическим деревом резных сундуков в шатре горного короля. Но, лежа на спине и глядя в черноту, Харри почувствовала, как на глаза навернулись слезы и потекли по щекам и намочили волосы. Она слишком устала, чтобы сопротивляться. Слезы текли все быстрее, пока она не перевернулась и не уткнулась лицом в шершавые подушки, надеясь скрыть безудержные всхлипывания.
Корлат спал чутко. На другой стороне шатра он открыл глаза, перекатился на локоть и слепо уставился в темный угол, где лежала его Чужая. И еще долго после того, как Харри, наплакавшись, снова заснула, горный король лежал без сна, один на один с горем, которое сам причинил и которому не мог помочь.
Когда Харри снова проснулась, золотой занавес при входе в шатер уже подняли. Солнечный свет, расплескавшись по толстым пушистым коврам, попал в глаза и разбудил ее. Она села, обнимая одну из россыпи пухлых подушек, среди которых спала. На тыльной стороне подложенной во сне под щеку ладони отпечатался вышитый узор. Харри зевнула и потянулась, осторожно расправляя сведенные полуночными страхами мышцы. Тут к ней приблизился один из людей с отметиной на лбу, опустился на колени и поставил перед ней столик с кувшином, чашей, полотенцами и щетками.
Корлат не показывался. Шатер выглядел так же, как позавчера, когда она впервые вошла сюда. Низкие столы убрали, а лампу в центре снова подняли.
Когда Харри умылась, ей принесли миску незнакомых хлопьев, горячих и дымящихся, словно островная овсянка. Еда оказалась вкусная, и Харри, к собственному удивлению, слопала все с отменным аппетитом. Только положила ложку, как один из слуг снова приблизился, поклонился и жестом попросил ее выйти. Во вчерашней одежде девушка чувствовала себя несколько помятой, но, как следует разгладив и встряхнув наряд, обнаружила, что помялся он куда меньше, чем островная одежда, если проспать в ней ночь. Убедившись в этом, она вздернула подбородок и промаршировала наружу, где ее встретил очередной слуга с парой башмаков и складным стулом. Стул пригодился для того, чтобы сесть и сразиться со шнуровкой. Неприятно чувствовать себя несмышленышем, пусть и невольным, в высокоорганизованном сообществе, стремящемся организовать и ее тоже. Так перламутр затягивает песчинку, попавшую в раковину моллюска. Но если песчинка не хочет становиться жемчужиной? Нельзя ли попроситься тихонько вылезти и занять свое прежнее место на клочке океанского дна?
А хочет ли она обратно? И зачем ей возвращаться?
Но как воспринял ее исчезновение Дикки? Слезы уже кончились, только веки казались тяжелыми, как ставни, и в горле першило.
Люди торопливо сновали по открытому пространству перед королевским шатром. И у нее на глазах отдаленные палатки начали складываться. Казалось, они опадают по собственной воле. Все происходило бесшумно и грациозно. Если кто-то и ругался на непокорность неодушевленных предметов, то делал это исключительно про себя. Видел бы это брат… Харри вымученно улыбнулась.
Глаза медленно привыкали к яркому солнечному свету. Безоблачное небо над головой, твердое и голубое, отливало металлическим блеском. Снова стояло утро – она проспала почти сутки. Слева постепенно поднимались вереницы дюн. Она осознала их высоту только потому, что из их вершин складывался горизонт. Где-то в той стороне остались Генерал Мэнди, Резиденция и брат. А дальше, гораздо дальше, но в том же направлении, за пустыней и горами, равнинами и морем лежали родные Острова. Песок под ногами ничуть не походил на пружинистую твердую землю Островов. Странные мягкие башмаки ничем не напоминали островные ботинки. И непривычные свободные одеяния окутывали ее.