Между тем люди, стоявшие перед Афонсу, переминались с ноги на ногу, подталкивали друг друга и слушали его с явной неохотой. Похоже, они уже много лет слушали одно и то же.
— Он еще долго говорить будет? — спросила шута Мафалда.
Она сказала это тихо-тихо, зато Вашку на этот раз не смог удержаться, и его «а-пчхи» грянуло на весь зал, как пушечный выстрел.
Афонсу Энрикеш побагровел и рявкнул:
— Молчать, не то р-р-азнесу!
Это маленькое происшествие, однако, несколько взбодрило аудиторию, разбудив тех, кто воспользовался вступительной частью речи, чтобы немножко соснуть.
— Итак, вернемся к более важному делу. Город Аль-Ужбуна нами завоеван! Наконец-то завоеван! Конечно, все было не так, как это обычно делаю я. Помнится, в Сантарене…[5] Но что поделаешь? Придумали новые орудия, приходится идти в ногу со временем. К тому же я был вынужден действовать наверняка: нам нельзя было снова потерпеть поражение! Думаю, мне следует пересмотреть свои взгляды на военную стратегию. Меня, видите ли, называют налетчиком, бандитом и еще не знаю кем!.. Сыт по горло оскорблениями! Разве для этого я столько лет подряд рубился с войсками своей мамаши и кузенов из Леона и Кастилии? Разве для этого платил папе четыре унции золотом? Это я-то, который рвет в клочки договоры и забывает обещания, если того требуют интересы королевства! Ибо королевство сейчас превыше всего.
Он замолчал. В зале царила гробовая тишина. Даже дон Бибаш, казалось, забыл про свои обиды. Даже Мафалда, Фернанду и Вашку начали догадываться о смысле происходящего. Даже чиханье прекратилось.
— Прежде всего я хочу представить вам своих союзников по походу на Аль-Ужбуну. Они прибыли из Франкского королевства, из Британии, из Германии, из Фландрии. Они шли на Восток как борцы за веру и гроза мавров. А заодно им хотелось и карман набить, ну что ж, будь ты хоть трижды благочестив, а задаром трудиться никому неохота. Правду я говорю, о воины?
Но крестоносцы молчали. Не удивительно: они не понимали по-португальски.
— Короче, они держали путь в иные края, но воля провидения закинула их к нам! А провидению немножко помог дон Педру Питойнш, наш епископ из Порту… Это он договорился с господами рыцарями, и они вместе с нами пошли на штурм города, прервав на время свой поход за веру. Мой друг Осберн, рыцарь из Британии, расскажет вам после, как шло сражение, как тяжела была осада и взятие города. Рассказывать он мастер и пообещал мне даже — коли вернется живым и здоровым из Святой земли — написать обо всем, что видел, в точности, ничего не пропуская. Это благое дело. Кто-то должен поведать нашим правнукам о том, как мы сражались. Я бы и сам взялся, да где уж мне писать, если я и читать-то не умею. А монахи в Коимбре — чтоб им пусто было! — годами не могут лист пергамента заполнить. Но мой друг Осберн — человек ученый и писать умеет быстро. Он будет говорить перед вами и расскажет все как было. Кто желает послушать, пусть приготовит несколько мараведи[6], а то наша казна отощала… Да еще эти проклятые четыре унции для папы…
Легкое покашливание, которым напомнили о себе люди в одеяниях епископов, заставило его добавить:
— Я хотел сказать, пóдать, которую я по своей доброй воле плачу Святейшему…
В толпе засмеялись. Послышались возгласы: «Плати, плати, может, так ты и выслужишь у папы титул короля… когда-нибудь!» Многие прятали лица и зажимали рты, не в силах сдержать смеха.
— Молчать! В порошок сотру! Как бы там ни было — ох, устал я от этой болтовни, — кто хочет послушать Осберна, должен раскошелиться. Если кто чего не понял, может сейчас спросить.
Фернанду тронул Мафалду за руку:
— Как ты думаешь, спросить его?
— О чем?
— Как о чем? Разве нам не о чем спросить? Например, где мы, что все это значит, что это за люди и что это за город такой — Аль-Ужбуна, о котором он сейчас говорил, да и вообще…
Мафалда скептически пожала плечами:
— Ну спроси…
А Вашку робко добавил:
— Если тебе не трудно, спроси еще, где здесь можно заморить червячка…
На этот раз никто не стал ворчать на ненасытную утробу младшего брата, поскольку желудки старших были теперь вполне с нею солидарны.
Глава 5, В КОТОРОЙ ПОСТЕПЕННО ВЫЯСНЯЕТСЯ, ЧТО ЗЕ ГАНФИАШ ЗДЕСЬ НИ ПРИ ЧЕМ
Среди всеобщей тишины (кажется, в этой толпе все были полностью в курсе дела и никто не рвался задавать вопросы) Фернанду решительно поднял руку и громко сказал: