– Хорошо говорит твой ярл, – сказал Сувору Хрольв. – Пожалуй что и замирится с Рагнаром, как хочет ваш конунг.
Сувор, чтобы не сглазить, коснулся рукой обушка ножа, которым отрезáл себе рыбы, и на всякий случай ничего не стал говорить о возможности замирения. Но с похвалой Твердиславу согласился:
– Правда твоя. Красно говорит.
Хрольв засмеялся:
– Почему у вас в Гардарики принято так хвалить? Следует ли называть красивое красным?
Боярин слегка растерялся, ища слова для ответа, и, как всегда в таких случаях, сурово свёл брови.
– Вот ваши «красные девки», – беспечно продолжал Хрольв. – Так и видишь толстощёкую, краснолицую, загорелую и веснушчатую от солнца! Разве этого желает мужчина? Подобная внешность приличествует служанке, пасущей свиней, а не госпоже, чей муж рад облекать золотом её красоту. То ли дело наши «белоснежные девы», светлобровые, снежнорукие, в чуть заметном румянце… А на северных островах есть растение, до того белое, что равняют его с ресницами Бальдра, лучшего из Богов!
Сувор на это едва не ответил ему, что, по его наблюдениям, словенские девки ещё не были нежеланны ни для кого из датчан. А если и были, то, значит, у датчан глаза не на том месте приделаны. И вообще, вольно было Хрольву охаивать молодых ладожанок, коли господин Рюрик не допускал к городу ни единого датского корабля… А уж белобровые, с белыми поросячьими ресницами, – тьфу!.. И кабы не пришлось Сувору пожалеть о столь резких словах, – но тут на него обратила ясные слепые глаза Гуннхильд, сидевшая по левую руку от мужа.
– Никто не хочет обидеть гардских женщин, ярл, – с улыбкой сказала она. – Не сердись. У нас принято шутить на пирах, поддразнивая и побуждая отвечать шуткой на шутку. Это всего лишь забава, веселящая храбрецов.
Хрольв обнял жену, притягивая к себе, и захохотал так, что оглянулись даже слушавшие Твердислава.
– Я как раз собирался поспорить с твоим супругом о красоте и достоинствах женщин, славная дочь конунга, – проговорил Сувор, подумав. – Но потом мне случилось посмотреть на тебя и на ту, что хранит твой покой в отсутствие мужа, и я понял, что ярла не переубедишь.
Ответ понравился. Хрольв сам придвинул Сувору блюдо с копчёной треской и подозвал слугу, веля налить «гардскому ярлу» ещё пива.
Сувор снова стал слушать боярина Твердислава. Он, собственно, знал, чтó именно устами Пенька предлагали Рагнару князья, но всё равно слушал очень внимательно. Мало ли, упустит что-то Твердята, так успеть подсказать…
Твердислав не упустил ничего. Постоянное немирье, говорил он, перекрыло дорогу купцам; воины, понятно, радеют о другом, у них на уме слава, а не серебро, но ратной славы и Рагнар, и Вадим с Рюриком себе добыли уже достаточно, и никто не заподозрит их в неумении побеждать, если заключат они между собой мир, а придёт охота мечами о шеломы позвенеть, новой чести ища, – станут обращать помыслы свои на иных врагов. Благо чего-чего, а врагов и у конунга и у князей в полном достатке, хватит ещё детям и внукам. А гостей торговых, богатых, чем сразу шкурку снимать, лучше стричь помалу и так, чтобы никому не было обидно, ни Рагнару, ни Вадиму. Купцу главное что? Безопасно довезти свой товар и продать его на хорошем торгу. А стало быть, тому, кто даст защиту в пути, купец с охотой заплатит. Ему это выгоднее, чем свою оружную ватагу держать. Да и не совладает ватага, коли насядет хотя бы один корабль… даже не самого Рагнара, а витязя его, Хрольва. («С этим спорить не буду», – усмехнулся в густые усы Хрольв, и Гуннхильд, повернувшись к мужу, с гордостью улыбнулась.)…Но если подумать, герою истребовать плату с купца – чести больше, чем взять да ограбить его; не ко всякому просится торговый гость под защиту, но токмо и единственно к тем, кто в самом деле властен вязать и решить, чьего флага пасутся, чьё слово – закон по всему широкому морю…
– А провожал бы ты и встречал, государь Рагнар, все корабли в датских проливах и западнее, докуда возможешь, а на восток по Варяжскому морю – до Котлина озера, где уже Котлин остров видеть возможно, а буде захотят твои люди дале пройти, так драконов со штевней бы убирали. А князю Вадиму Военежичу западнее Котлина острова боевых лодий своих также не посылать, а Невское Устье и само Нево море держать под своей рукою…
Великий и светлый князь Вадим предлагал также за прошлые обиды большой местью не мстить и пленников с обеих сторон, если у кого найдётся родня, силой не держать, отпускать за выкуп. Такая речь многих заставила навострить уши и отложить пиршественные рога. Здесь сидела за столами лучшая Рагнарова чадь, хёвдинги и старшие воины с кораблей. У каждого кто-то да пропал либо угодил в плен в той памятной битве. Каждому хотелось выручить своих храбрецов: тот плохой вождь, кто до последнего не пытается спасти людей от гибели и бесчестья. Руки слушаются головы, а и голова думай, как руки сберечь. Иначе не след было и главарём-хёвдингом себя называть…
Твердята хорошо знал, чем завершить свою речь.
Он, конечно, не ждал, чтобы Рагнар дал ответ сразу. Мало чести соглашаться сразу и на всё, что тебе предлагают. Сперва поторгуйся, вынуди уступить, покажи, что тебя с кашей не съешь. Зачем-то ведь прислали посольство ладожские князья, знать, и у них велика нужда к замирению, а коли так, грех не заставить чуток отшагнуть…
– Ты, ярл, сказал достойную речь, – раскатился по длинному дому голос Рагнара Кожаные Штаны. Много зим прожил предводитель датчан, но ни десница, ни голос былой мощи не утратили. – Ты показал нам, что твой конунг не только бесстрашный герой, но и разумный правитель, пекущийся о своём племени. Твоими устами конунг Альдейгьюборга сулит нам великое и знаменитое дело, способное завязать узелок на веретёнах у Норн. Не ошибусь, если скажу, что он, верно, посоветовался с народом, доверившим ему свои рубежи. Не назовут люди несправедливым, если и я поступлю так же. Завтра я разошлю гонцов, и мы соберём тинг. А пока мои хирдманны думают, какой щит будет поднят на мачту, вы, гости, ни в чём не должны знать ни отказа, ни недостатка.
Хрольв ярл был большой охотник полакомиться пивом, да и пиво, правду сказать, в доме у конунга неизменно варили вкусное, крепкое и густое. Впрочем, люди ещё ни разу не видели, чтобы ярл лежал совсем пьяный. Или чтобы его вели с пира домой, поддерживая под локти. Вот и теперь он сам пересёк два широких двора, и ни по походке, ни по разговору никто не назвал бы его хмельным.
У ярла был такой же длинный дом, как у конунга, только поменьше. Дом был разделён надвое: в одной половине обитали хирдманны, ходившие с Хрольвом на кораблях, другая же, с отдельным входом, служила жилищем самому ярлу, его жене, их дочерям и верной Друмбе, всегда ночевавшей у порога провидицы. Ещё с ними жил младший сын конунга, Харальд. Так было установлено премудрыми предками, чтобы дети знатных вождей воспитывались не дома, а в семьях, связанных с ними обетами верности. Люди, составившие закон, хотели, наверное, крепче привязать вождя к племени, рассеянному по маленьким поселениям, – ибо какой же отец откажется лишний раз навестить любимую дочь или сына, – а юным наследникам помочь набраться науки, которую в отеческом доме они могли бы и упустить.
Вот и Харальд, дитя поздней любви Рагнара конунга, чуть не от постели умершей родами матери был принесён в дом Хрольва и Гуннхильд и положен на колени ярлу, месяц назад сыгравшему свадьбу. С тех пор прошло почти двадцать зим. Харальд вырос и уже несколько раз ходил с Хрольвом в походы. Как говорили, в бою он нисколько не отставал от других, и кое-кто ждал, что конунг вот-вот подарит сыну боевой корабль и сделает его хёвдингом… Однако Лодброк не торопился. Хрольв однажды спросил его, почему, и конунг ответил: повременим. Пусть мальчишка как следует покажет себя. Тогда многие решили, что Рагнар был недоволен сыном-тихоней и не ждал от него деяний, достойных будущего вождя. Мало храбро сражаться, надо ещё уметь повелевать людьми и заставить их себя уважать. По зубам ли такое скромнице Харальду, привыкшему ждать решений от воспитателя? Острые языки злословили даже, – всё оттого, мол, что у Хрольва и Гуннхильд не родилось сыновей, одни дочери. Вот Рагнарссон и вырос среди девчонок. Ярл на это однажды заметил, что выучил приёмного сына драться не хуже, чем умел сам. Тогда открытые смешки прекратились, но люди сочли, что парню следовало бы самому за себя постоять. А не ждать, пока это сделает Хрольв.