— Вернемся?
— Ну да, потом, некоторое время спустя. Когда настанет благоприятный момент.
— А ты еще хочешь в нее поиграть?
— В общем... да, хочу. Мне нравится в нее играть. И могут возникнуть разные дополнительные обстоятельства, делающие ее интереснее. Думаю, нам даже удастся сыграть в нее в компании.
— Да? И кто еще будет в нее играть?
— Мне кажется, некто большой и зубастый. В общем, ты его узнаешь.
— А сейчас его пригласить к нам нельзя?
— Нет, еще рано, — сказал крысиный король. — Но думаю, он к нам скоро присоединится. Если у него хороший нюх и если он... точнее — она... умеет читать следы.
Тут он задумался.
Что будет, если мать тиранозаврика и в самом деле появится? Ну конечно, первым делом она пожелает забрать своего сынка. А вторым? Может быть, наказать его спутника? Если решит, что его похитили. А что любая мать на свете, даже не такая зубастая, как самка тираннозавра, с радостью проделает с похитителем своего единственного и ненаглядного чада? Погладит его по головке? Скажет «спасибо»?
— Как скоро? — спросил динозаврик.
— Не знаю, — признался крысиный король. — И лучше бы... гм... я подумал, что может быть, это случится нескоро. Мне так кажется. Точнее — я думаю, что это случится нескоро. Да и случится ли? Ну а если все-таки произойдет...
— Да? И что тогда?
— Н-у-у-у... как тебе объяснить...
— Но это будет интересно?
Крысиный король еще раз встретился с малышом глазами и заверил его:
— Кончено. Это — будет интересно.
Он не врал. У него была полная уверенность, что так и будет. По крайней мере, в отношении тиранозаврихи. Вот будет ли это интересно лично ему? Тут его одолевали сомнения.
Впрочем, одернул он себя, любые неприятности несут в себе и возможность их избежать. Не стоит трусить раньше времени. Иначе так всю жизнь и проведешь в страхе, в дурных предчувствиях. В то время когда жизнь... И вообще, может стоит отвлечь малыша от этого разговора? Вот только, как это сделать? Поговорить о чем-то не опасном? О чем?
— А теперь мне снова захотелось есть, — заявил тиранозаврик. — Голоден я очень. Понимаешь?
15
Щепотка знаний об окружающем мире, огромное, просто непомерное любопытство, несокрушимая вера в лучшее будущее, и... ну да, вот она — любовь к маме. Неиссякаемая, что — хуже всего. Этот камешек с места не столкнешь. Не по силам.
Джинн приуныл.
Ничего себе, объект воздействия. Неужели придется отступить и здесь? Неужели ему не по зубам даже такая кроха, как этот тиранозаврик?
Ну, уж нет. Тут он своего добьется, во что бы то ни стало. Должен. Иначе окончательно утратит остатки самоуважения и никогда-никогда не выберется из этой лампы.
Джинн взглянул на ближайшую, выпуклую, сияющую желтизной свежесбитого масла, стену лампы и содрогнулся. Впрочем, пришел он в себя быстро.
Рано сдаваться! Что-нибудь обязательно придумается!
Итак, что у него имеется? Знания? Они настолько ничтожны, что их можно не учитывать. Да и кто пытался завладеть чьим-то сознанием с помощью знаний? Эмоции, только эмоции. Вот его настоящее оружие. А знания... Может это неплохо, что их так мало? Возможно, это даже удастся как-то использовать. Как именно?
Он придумает это немного погодя, после того как еще раз закончит ревизию. А пока — любопытство. Как его можно пустить в дело? Будь оно у владельца лампы, у этого самого крысиного короля, уж это было бы просто замечательно. А так... Хотя, хотя... Не слишком ли он разбросался? Как-нибудь любопытство к делу приспособить удастся. С его-то опытом и умением...
Вот вера в будущее и в самом деле для его целей совершенно бесполезна. Она никак не пригодится. Правда, она и не мешает, а значит, сейчас о ней стоит забыть.
Что там осталось? Любовь к матери?
Джинн огорченно покачал головой.
Вот это, уже ни в какие ворота не лезет. С этим надо бороться. Это помешает ему с помощью тиранозаврика загнать крысиного короля в такое положение, в котором он будет вынужден воспользоваться волшебной лампой. А может сделать так, чтобы он ее потерял? Ну, не получается с одним владельцем... кто мешает его сменить и попробовать с другим? Он наверняка окажется более внушаемым.
Мысль была достаточно интересная.
Обдумывая ее, джинн снял халат и погрузился в прохладную, пахнущую фиалковой эссенцией воду бассейна. Тотчас рядом с ним появились две гурии и принялись его массировать. Одна была белокурая, а другая — шатенка. Сидя по шею в ароматной воде, нежась под умелыми руками гурий, джинн настолько пришел в себя, что решил вариант с потерей лампы пока не рассматривать.
Только в самом крайнем случае. Не раньше.
А любовь к матери, направленная на этого проходимца крысиного короля... Ничего, ничего... Цыплят по осени считают. Если разрушить ее невозможно, то почему бы не попытаться использовать в своих интересах?
И кажется, у него на этот счет появилась одна, достаточно перспективная идея.
16
— Направо или налево? — спросил Широкая Кость.
— А какая разница? — ответил вопросом на вопрос Хромоногий.
— Наверное, ее и в самом деле нет. Но все-таки, куда мы свернем?
— Спроси у старшого, он скажет. Кому знать, как не ему?
Проломленный Череп сделал вид, будто ничего не слышит. Он рассматривал огромный, замшелый камень, на котором было выбито: «Направо пойдешь...» На этом надпись обрывалась. Судя по следам на камне, ее кто-то старательно стесал. Правда, значительно ниже была другая, сделанная корявыми буквами, густой, красной краской. «А стоит ли идти хоть куда-то? Не лучше ли вернуться туда, откуда пришел? Спартак — победит, вольфрам и ванадий.»
Что-то эта красная надпись наверняка должна была означать. Вот только — как догадаешься? Загадка, настоящая загадка.
— А если не скажет? — промолвил Широкая Кость. — Откуда ты знаешь? И вообще, почему ты раздаешь за него обещания?
— Ничего я не раздаю. Просто, если он командир, то должен, обязан отвечать на наши вопросы. А иначе, какой из него начальник? Если же на вопросы не отвечать... Таким старшим быть и я. Запросто.
— Неужели? — наконец подал голос Проломленный Череп. — Запросто?
— А что в этом трудного? Не отвечая на вопросы, может каждый.
— Хорошо, — Проломленный Череп взмахнул топором так, что загудел воздух. — Я отвечу на твой вопрос. Мы пойдем направо.
— Почему? — тут же поинтересовался Широкая Кость.
— А вот на такие вопросы я отвечать не обязан. Ни один начальник на такие вопросы отвечать не обязан.
— С чего... — начал было Широкая Кость.
— Он прав, — оборвал его Хромоногий. — Тут он прав. Не должен он тебе это объяснять. Помню, прежде чем стать таким, какой я сейчас, мне как-то пришлось идти в логово черных гусатов, за толстым карадоном для стен. Вот они свою королеву слушают беспрекословно. На это стоит поглядеть. Конечно, и она в достатке оделяет их хмельным молочком...
— Помолчи, — рыкнул на него Проломленный Череп. — Хмельного ему захотелось... Все, отпился хмельного. Больше тебе ничего подобного не обломится.
— Да, это так, — сокрушенно помотал головой Хромоногий. — Не будет.
— Почему? — сказал Широкая Кость. — Вот мне один знакомый говорил, что если искупаться в котле, наполненном известковой водой, то...
— Чушь это, — буркнул Проломленный Череп. — Пробовал я эту штуку. Никакого эффекта. И кстати, пойдем мы дальше или нет? Напоминаю — направо. Марш за мной!
Они свернули направо и даже прошли в молчании шагов двадцать. Нарушил его как обычно — Широкая Кость.
— Так что там произошло с известковой водой? — спросил он.
— Ничего, — буркнул Проломленный Череп. — Совсем ничего.
— А она была качественная?
— Самая что ни на есть.
— По цвету и густоте?
— Лучше некуда. Не вода, а — идеал. Я специально за ней лез в мамонтоподыхальскую пещеру. Ту самую, находящуюся у подножья кукишевой горы. Сталагмиты и сталактиты в этой пещере крепенькие, как только что снятые с грядки, еще не испятнанные вредителями репусы.