— Ты кто?
— Я - Знайда. Ты то чьих будешь?
— АнСар…
— Сам АнСар!
— Нет. Это я АнСар. У меня имя такое.
Мальчуган зикрыл рот руками и засмеялся, сидя на корточках и покачиваясь на пятках в такт смеху.
— Хохо! Ну и имячко! Не зря назвали, раз с моста сиганул!
— Ты тут, что живёшь?
— Нет. Я под мостом живу. А сюда прихожу посмотреть, как эти сволочи риндольские тонут.
— Ну ты добряк. Даже удивительно, что за мной сиганул.
— А ты просто единственный кто про помощь не кричал. Остальные голос надрывали и так и доплыть не смогли. Кто их тут бы услышал!
— Всё равно спасибо.
— Перестань! Я то вижу, что ты не местный. Эти сволочи при одном моём виде крестятся. Да не говоря уже о том, что в понедельник никто к воде и близко не подходит.
— А те…
— Ты про Сучек? Так они тоже и не местные. Хи-хи… Да у них и в восьмой день верить не принято! Не говоря уже о том, что они и не плыли никуда, а лишь у берега барахтались. То же из-за стен?
— Из Пекла.
— А чего такой белый тогда?
— А оно замёрзло давно. Вот и сами мёрзнем.
Пацана моя шутка рассмешила. Он так откидывался на пятках, что почти падал.
— Ты то чей? — спросил я.
— Ха! Я — сам свойский!
— Всё с тобой сиротой ясно.
— Только не надо меня жалеть! Вы мне завидовать должны!
— Ага, хорош завидовать, было бы чему.
Малец рассмеялся так, что перекатывался с носков на спину. Я отдышался и поднялся.
— Даже не знаю, чем тебя благодарить.
Мой спаситель оживился.
— Принеси мне еды — будем в расчёте!
— Тут у вас помоек нет?
— Эти жлобы весь мусор от крыс проклинают. Если что-то есть, то только подачки. От краденного только в животе пучит. И понос.
Он вздохнул. Да. Его было за что жалеть.
— Ладно. Сейчас сбегаю и найду тебя у моста…
Мальчуган резко обернулся.
— Нет! — сказал он мне. — Просто у моста положи! Я сам заберу!
— Чего так сразу?
— Чтоб никто не видел! И да! Спасибо, что напомнил.
Он резко сорвался с места и чкурнул в сторону Пламенеющего Огрызка.
Так-с… Загадок всё больше. В дом к Селезню я ещё вернуться успею.
Я прыгнул через парапет и побежал по дороге.
Моё Чутьё меня не обмануло.
— Восьмиклятое отродье! Думал убежишь от нас?
— Отпусти, говно!
— Твой понедельник настал, Демон!
— Я вашим Матерям вертел!
— А мы твоей все вместе!
— Во все щели!
— Хаха!
— Будьте вы прокляты восемь и восемь раз!
— Парни! Крестите его!
— А-а-а-а….
— Получай!
— ТИААК! А НУ ОТОШЛИ ОТ НЕГО! ИЛИ Я ВАМ, ПОРОЖДЕНЬЯ МУЖЕЛОЖЦЕВ, ПОКАЖУ КАК ВАС ЗАРОЖДАЛИ ВАШИ АЛИРСКИЕ ОТЦЫ!!!
Они от удивления отпрянули. Даже не помню, как я через парапет перепрыгивал. Если я чего-то не люблю, и даже ненавижу, так это когда налетают толпой. Их было семеро. Шестеро на вид лет по двенадцать. Все на голову ниже меня. Все в не бедных одеждах. И тот самый Вакулка, мне по пояс, который прятался за их спинами.
Знайда всё ещё корчился от боли.
Шок у них прошёл.
— Парни! Он только один!
— Бей Суку!
Идиоты. Им бы хоть глазом показать наш Киев из того самого Адского Вавилона. Где если бьются, то так, что Стражи Порядка за милю бегут не оглядываясь. Слабых бить мне никогда не позволяла совесть. А воспитывать — сколько угодно. Первый дурак уже надолго запомнит вывихнутую руку. Минимум недели две будет аукаться. Остальные отпрянули. Но тут же спохватились и полезли с кулаками. Кретины. Ну кто так машет! У нас такие слабаки бы даже носа за дверь высунуть боялись. А эти лезут.
Двух я уронил без жалости. Один приложился макушкой, второй носом. Остальных просто раскидал. Теперь они поняли, с кем имеют дело и бросились в рассыпную.
Я повернулся к Вакуле. Тот стоял будто громом прибитый ни жив, ни мёртв.
— Эй! Я отцу пожалуюсь! Он тебя как блоху раздавит! — крикнул этот мелкий сорванец.
Из меня вышел смешок.
— Ты меня не узнал? Ха-ха! Давай я ему сам всё расскажу! Во всех подробностях! Как думаешь, чьей жопе будет худо?
Он сорвался с места и только пятки сверкали. Догонять я его не стал.
Знайда всё ещё корчился от боли. Всё же когда бьют ботинками, да со всей силы, это не хухры-мухры.
— Жив?
— Спасибо. Ты мне жизнь спас.
— Та не. Это ты — Жизнь. Я только от позора.
— Нет! Эта мелкая гнида специально их собрала в понедельник, чтобы меня убить!
— Ты про слабаков? Да они собственной мамаше бы ничего не сделали. Куда им кого-то убивать!
— Ты не понял! Они реально меня утопить хотели!
Я выругался всеми известными мне гномьими ругательствами. Таких было не так уж много, но достаточно, чтобы уши у Знайды покраснели не смотря на слой грязи.
— Кому-то не просто жопу выпорят. Кому-то туда точно прут калёного железа вставят! Чего они тебя так?
Мальчуган всхлипнул.
— Никто не рожает больше семерых детей.
— Ты семьплюспервый?
— Нет! Я — девятый! Когда моя Шлюха рожала восьмого, она родила его мёртвым и никому не сказала. А когда родила меня, ей уже никто не поверил!
Он зарыдал.
— Они тебя бросили?
— Нет. Хуже. Они держали меня в хлеве. Как… как скотину! Так что я был даже рад, когда их всех алиры перерезали! Меня и спасло только то, что я в хлеве был, а не в доме.
— Ты не из….
— Нет. Я не из Пидриндола. Мои глисты жили в Подстилочных Землях.
— Подчтолочных?
— Подстилочных. Под алирский кий! Такие все, кроме их вотчины, Проклятых Земель, да этих Застенок!
— Ты тут долго живёшь?
— Ха! Если б тут жизнь! Я просто мотаюсь постоянно то сюда, то на юга. И так бы и сидел на юге. Но там сейчас зной такой, что в Пекле холоднее. Да болезней куча. Так что я….
— Вольный Сокол. Куда хочу — туда лечу. У алиров это как АнСар звучит!
Я засмеялся. Сиротка от моего смеха обиделся.
— Ладно не серчай. Сейчас всё же сбегаю тебе чего-нить пожрать. Только спрячься, а то я буду слишком далеко, чтобы тебя спасать снова.
Мной снова был перепрыгнут парапет. Вокруг никого не было.
Бежал я до тех пор, пока не выдохся. Потом просто пошёл не спеша, лишь изредка на бег переходя. Сначала я заскочил к Микуле. Тот держал своего сорванца за руку и не сводил с меня взгляда.
— Так! АнСар! Мне тут уже доложили, что ты моего дитё обижал!
— Неужели! Да я его хоть пальцем тронуть успел?
— Плевать! Сейчас кто-то будет бит!
Он на меня посмотрел с необычайной свирепостью. Но… при этом он косился то вправо, то влево. Мы не мигая уставились друг на друга. Потом вдруг резко посмотрели на Вакулку. Одновременно. Тот расплакался.
— Что сорванец? Ни одна сорока не доложила, что я Ложь — за версту чую! За это будешь в два раза больше бит!
Он потащил его по дорожке. Карапуз пробовал сопротивляться, упираться ногами, выдирать руку…. Но… Что он мог сделать с против этой Горы?
Ремня, ему было всыпано хорошенько. Потом я рассказал, из-за чего сыр-бор. Микула всыпал ещё столько же. Ненависть мальца по отношению ко мне передать — трудно и практически не реально. Потом прибежала Прося и стала спасать своего Вакулечку-Пумпулечку. Мы того не отпустили и стиснуто вдвоём рассказали, что произошло. В итоге женщина забрала у мужа ремень и всыпала ещё больше, чем тот перед этим. Лишь тогда они отпустили беднягу и он ревя и проклиная всех и вся убежал прочь.