Неожиданно в отблесках факела я увидел впереди себя арбалетчика – последний, вопреки здравому смыслу, не выпустил самострел из рук и теперь целится именно в мою сторону! Страх обжег сердце; пытаясь спасти себя, я мгновенно рухнул на колени, одновременно с тем инстинктивно метнув топор вперед… Без замаха, одной лишь кистью – отчаянным движением обреченного, но дерущегося за жизнь человека.
Над ухом свистнул болт, пощекотав кожу. А чекан сделал в воздухе три оборота, с силой ударил в грудь генуэзца обухом, отбросив того назад… Но ведь к обуху прикован граненый штырь клевца! Арбалетчик рухнул на спину – рухнул с отчаянным, обреченным вскриком смертельно раненного… И я тотчас бросился к нему – забрать топор и при необходимости добить врага.
Добивать не пришлось: противник распластался на палубе, пытаясь остановить кровь из раны и не оказывая сопротивления. А мое внимание привлекли отчаянные крики под ногами – особенно отчетливо они раздаются из черного зева, ведущего с палубы вниз. Я едва не шагнул в него, но именно вопли прикованных к веслам рабов предостерегли меня от опасности… А то бы полетел кубарем вниз, свернув шею на лестнице! Точнее, на трапе, если пользоваться морской терминологией…
– Алексей, Миша, сюда! Помощь нужна!
Оторвавшиеся в пылу схватки телохранители поспешили на звук моего голоса; за ними увязалось с пяток дружинников.
– Братцы, внизу невольники! Может, и наши, братья-славяне… Нужно не только освободить их, но и организованно вывести на палубу, чтобы те не стали жертвами ушкуйников, а заодно и не напали на наших!
Гриди согласно закивали, и я коротко скомандовал:
– Миша и Алексей со мной, держимся чуть позади. Остальные – как только мы вырубим внизу всех фрязей, вы замрете на подъеме лестницы, сцепив щиты… Все, вперед!
Дружинные первыми спустились вниз, готовые прикрыть нас от арбалетных болтов не только щитами, но и собственными телами… Но последнее не потребовалось – на нижней, рабской палубе мы увидели лишь пяток надсмотрщиков, отчаянно секущих хлыстами прикованных цепями невольников. Последние дико кричат от боли, но все же пытаются поймать кнуты растопыренными пальцами да притянуть ворогов к себе… Пока что у рабов, отчаянно рвущихся сразиться за свою свободу, ничего не выходит, но среди отчаянной брани на всех языках я расслышал и забористые ругательства на родной русской речи!
– Бей!!!
Дружинные ринулись вперед, на опешивших надсмотрщиков, освещенных лишь тусклым светом пяти-шести факелов. Последние, хоть и достали фашильоны, а кто и простые тесаки, были истреблены в считаные секунды, после чего я возвысил голос:
– С вами говорит князь Елецкий Федор! Я веду в бой ушкуйников и казаков, фрязи – наши враги. Кто из невольников с Руси?
– Я, княже!
– Я!
– Исполать тебе, батюшка! Освободи!
– Всех освобожу! Остальные кто? Знаете их язык, сможете объяснить то, о чем прошу?
– Да, да!
Русичей среди рабов не столь и много – быть может, пятая часть. Как выяснилось, большинство гребцов – черкесы, но есть и собственно итальянские каторжники, попавшие на галеры за преступления или долги, и некоторое количество мусульман.
– Спросите их – пусть поднимут руки все, кто готов сражаться!
Черкесы как один вскинули руки, дико, яростно завыв. К ним присоединились и мусульмане, а вот итальянцы в большинстве своем остались молча сидеть на гребных скамьях, опустив глаза. Но не все…
– Значит так, освобождаем тех мужей, кто готов драться. Освобожденным от оков строиться промеж скамей, без моей команды наверх не подниматься! Дружинные – встать у подъема на палубу, никого наверх не пускать! Русичи… Русичи-невольники, становитесь позади всех. Сеча будет лютой…
Альтруизм – это очень хорошо. Я всегда за альтруизм, когда это разумно и возможно! А сейчас альтруизм – это сберечь как можно больше жизней моих ратников за счет рабов, мечтающих поквитаться с фрязями именно этой корабельной команды! Что же, мы даровали им свободу и шанс свершить возмездие за бесчисленные унижения, побои, истязания… За неволю – и столь короткую жизнь на гребной скамье.
Так что все справедливо…
Моим ратникам потребовалось не более пяти минут, чтобы освободить черкесов. И последние столпились внизу, ожидая начала схватки теперь уже молчаливо, но с бешено горящими глазами. Они подобрали ножи и тесаки надсмотрщиков, а я скрепя сердце отдал крепкому рослому горцу свой топор. Поделились оружием со вставшими в первом ряду адыгэ и прочие дружинные, а то уж как-то совсем не по-людски бросать их в бой с голыми руками… Впрочем, большинству придется добывать оружие именно в сече.