Пока широкий ствол трещал и дымился, дух Дростана выскользнул из дуба. На другой стороне пропасти он услышал зов своих братьев и сестер, манивший его к месту, где усталые воины могли, наконец, найти свой покой.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Прошение Ришоны
Сырнте с триумфом вошли в долину Эрунден под голубым небом, усеянным белыми облаками. Знамена алого и золотого цвета трепетали на ветру, наполняя узкую равнину цветом и движением.
Люди были в хорошем настроении. За последние недели они понесли мало потерь, а власть Ришоны над демонами Наэтер соблазнила их иллюзией несокрушимости. Они обменивались смехом и непристойными шутками, когда возводили палатки, и кланялись в почтении всякий раз, когда Сан'иломан проходили среди них.
Несмотря на радостное настроение армии, Ришона ехала с подавленным духом. Когда она в последний раз вошла в Эрунден, ее надежды на корону Мойсехена рухнули. После поражения Эрнана Мехнес забрал ее на земли Сырнте, на верную смерть.
Теперь она снова стояла здесь, ее армия была больше, чем когда-либо. Боги дали ей второй шанс. За это она была благодарна. За этой долиной ждали драгоценные рудники Селкинсена, железные холмы Мойсехена и реки магии, протекавшие под Селен. Победа была в пределах ее досягаемости, а вместе с ней и корона ее убитого отца.
По ее плечам пробежала дрожь.
«Эрунден — хранитель моей судьбы».
Она слышала шепот Говорящих Голосов, но закрыла свой разум от их бормотания, опасаясь того, что еще они могут сказать.
Когда сумерки опустились на долину, Ришона, Мехнес и их офицеры собрались на вершине невысокого хребта на южном краю долины. Именно здесь Ришона впервые призвала демона Наэтер, чтобы поглотить душу волшебника Церемонда; здесь Эолин спустилась в Преисподнюю, а Король-Маг последовал за ней. Ришона чувствовала остатки портала, который они оставили позади, словно холодный сквозняк у входа в пещеру.
«Еще одна жертва, и наша победа будет обеспечена».
На импровизированном алтаре среди разбросанных деревьев жрица Донатья приносила благодарственные подношения богам Сырнте. Ее песня была пронзительной и резкой. Она сжигала ароматные листья и пускала кровь мелких существ, которые визжали от мучений.
Стоя рядом со своими людьми, Мехнес надул щеки и стучал пальцами по рукояти меча. У него не было терпения ни к богам, ни к кому-либо еще, кто заставлял его ждать. Ришона вполне могла себе представить, что он думал об изуродованном гимне Донатьи. Словно почувствовав внимание Ришоны, Мехнес скользнул взглядом по племяннице и остановился на ее белоснежном платье.
Она тихо вдохнула, чувствуя, как вздымается и опускается ее грудь. Она позаботилась о том, чтобы надеть платье, которое понравится ему, платье из прозрачной ткани, облегающее ее тело. Провокационная музыка страданий Адианы была навязчивой идеей ее дяди в последнее время, и Ришона отчаянно нуждалась в том, чтобы избавиться от этой навязчивой идеи.
Его глаза сузились, и он послал Ришоне видение Адианы, отдающейся ее ласке, их тела извивались как одно целое, их волосы переплетались лентами из золота и черного дерева.
Это была не та фантазия, которую Ришона стремилась вдохновить, но она позволила улыбке тронуть свои губы и тихо кивнула дяде.
Когда они, наконец, завершили молитвы, сумерки превратились в беззвездную ночь. Ришона и Мехнес сели на лошадей и спустились с хребта, стража и офицеры заняли позиции вокруг них. Где бы они ни проходили, их встречали возгласами восхищения.
Прибыв в просторный павильон Ришоны, Сан’иломан распустила всех своих слуг. Многочисленные свечи, наполненные ароматами меда и жасмина, отбрасывали мерцающий свет на ее широкую кровать. Ветер колотил палатку, поднимая полы брезента и посылая короткие порывы воздуха к их ногам. Платье Ришоны струилось по ее коже, и она слегка выгнулась, чтобы усилить эффект.
Пригласив дядю сесть, Сан'иломан приподняла блестящую вуаль, скрывавшую ее обесцвеченное лицо, следы синяков, которые она получила от руки Мехнеса в Моэне. Она подавала ему вино и еду, ее манера поведения была полна тщательного почтения, ее улыбка была грациозной и приятной.