Мехнес решил поговорить с Калилом об Адиане, прежде чем разрешить им снова встретиться.
Музыка не разочаровала, живо сопровождая шутки его офицеров. Ближе к концу последнего блюда скорбные звуки флейты вызвали мелодию «Ихм махлид», классическую балладу о любви и утрате сырнте. Голос Калила стал звучным и печальным; аккомпанемент Адианы на гуслях был страстным, безупречным.
Она понимала эту песню, осознал Мехнес, и играла ее раньше.
Ему стало интересно, каким еще балладам Сырнте научил ее Калил.
Под чарами представления его люди замолчали. Руки лежали у чашек. Взгляды устремились к личным мыслям, пока только звук сладкого томления не наполнил палатку. Через мгновение после того, как были сыграны последние аккорды, офицеры разразились бурными аплодисментами.
Разговор закончился, и час стал поздним, Мехнес отослал их всех прочь.
Всех, кроме Адианы.
Она отложила гусли и осталась сидеть на стуле, выпрямив спину и сложив руки на коленях, отказываясь встречаться с его взглядом.
Это небольшое неповиновение позабавило Мехнеса. Он налил себе вина и пододвинул стул, чтобы сесть перед ней.
— Ты хорошо сыграла со своим старым другом Калилом.
Она посмотрела на него, пораженная.
— Он рассказал вам о Круге?
— Он мне ничего не сказал. Он не знал, что ты в моих руках, до сегодняшнего вечера. Но у меня есть способы узнать, Адиана. Дар Сафиры был дан мне, когда я был мальчиком. Это позволяет мне видеть мысли, желания, воспоминания и будущее тех, с кем я установил тесную связь.
— Вы заглянули в его мысли?
— Я заглянул в твои.
«Какая красивая бледность на ее коже, когда страх захлестнул ее грудь».
— Между нами нет никакой связи, — сказала она.
— В этом ты ошибаешься. Я сломал твой дух и сделал его своим.
— Я не сломлена.
— Ты не готова принять свою новую жизнь; это другое дело. Но теперь я могу заглянуть в твое сердце. Я знаю, что ты хочешь сделать и что ты, вероятно, сделаешь, пытаясь избежать неизбежного. Теперь твое место со мной, Адиана. Тебе лучше с нетерпением ждать своего будущего и забыть о прошлом. В конце концов, есть участи и похуже, чем быть любимым музыкантом принца Сырнте.
Он встал и подошел к ней, провел пальцами по ее мягким, как перышко, волосам. Достав ткань из темного шелка, он завязал ей глаза и закрепил ткань узлом.
— Играй для меня.
Она взяла лютню, которую он дал ей, и сыграла простую мелодию, но умело.
Мехнес был этому рад. Ему нужен был способ покалечить ее — предотвратить любую попытку побега — без ущерба для ее красоты, грации или таланта. Ослепление могло быть простым решением. Несколько капель яда полуночной наджи, и ее мир погрузится во тьму. Хотя это могло испортить ошеломляющий цвет ее глаз, такой жертвы Мехнес предпочел бы избежать. Утром он посоветуется со своим врачом Хореми по этому поводу.
Адиана закончила песню, отложила инструмент и попыталась снять повязку с глаз.
Мехнес остановил ее руку.
— Нет.
Она напряглась, когда он сжал ее нежные пальцы. Ее неподвижность напомнила ему раков-отшельников на берегах Антарии, прячущихся от солнца в своих разноцветных панцирях. Сын рыбака показал ему, как выманивать их, дуя, пока их колючие передние лапы и выпуклые глаза не раскрывались, как хитиновые цветы.
Интересно, расцвела бы Адиана так же от одного теплого вдоха?
Он прижал ее пальцы к своим губам, разглядывая движение ее груди. Ее дыхание участилось, когда он поцеловал ее ладонь, и замерло, когда он попробовал атласно-гладкую кожу ее запястья.
Со сдавленным всхлипом она отстранилась, спотыкаясь, нащупывая повязку на глазах. Она успела сорвать ее, не дойдя до стола, где осела с пепельным лицом, схватившись рукой за живот.
— Пожалуйста, — выдохнула она, — отпустите меня к детям.
Он подошел с примирительным тоном, раскинув руки в жесте умиротворения.
— Я думал, мы договорились, Адиана. Ты должна понравиться мне и всем моим людям, чтобы я освободил твоих девочек.
Она отдышалась и расправила плечи, встретив его взгляд ясными голубыми глазами.
— Тогда позволь мне увидеть их освобожденными.
— Увидишь, — сказал он, заметив, как она тайком потянулась за ножом. — Завтра, когда прибудет Сан’иломан, они будут переданы ей.
— От одного тюремщика к другому? Это не свобода.
— Что может быть большей свободой для ребенка, чем быть подопечным королевы?
— Они не подопечные, они должны были стать магами. Свободные женщины, ни с кем не связанные, живущие в традициях Эйтны и Карадока.