— Что она сказала о Катарине и Таше? Адиане?
— Девочки были с ней и не пострадали, когда она использовала устройство. Она не знала об Адиане.
— Не знала?
— Она не видела ее много часов.
— Ты врешь!
— Вру? — Кори выглядел действительно ошеломленным.
— Ты всегда меня обманывал. Почему я должна верить тебе сейчас?
— Я не лгу, Эолин. Уж точно не тебе.
— У тебя есть друзья среди сырнте, — настаивала она. — Старые друзья на влиятельных должностях. Откуда мне знать, что тебя не было с ними, когда они взяли Моэн, когда сожгли мою школу? Откуда мне знать, что они не прислали тебя ко мне сейчас?
— У тебя тоже есть друзья среди сырнте, — он ответил резким тоном. — У тебя был любовник среди их принцев, если я правильно помню. Значит, я должен подозревать тебя в измене?
— Хватит твоих оскорблений! — Бортен бросился на мага.
Кори поднял посох, чтобы отразить удар, но Кел'Бару разрезал зачарованный орешник, словно это было масло. Удивленный, маг отпрыгнул и призвал быстро чары, лишившие Бортена равновесия. Затем Кори швырнул в рыцаря желтое пламя, но Эолин перехватила его собственной обжигающей синей дугой. Огонь взорвался при контакте, а затем превратился в сноп искр, оставив после себя запах серы и горелой травы.
Лягушки и сверчки перестали петь.
Мага, рыцарь и маг смотрели друг на друга в напряженном молчании.
Через мгновение до них донесся голос Мариэль, тревожный и неуверенный:
— Мага Эолин? — сказала она. — Все хорошо?
— Оставайся на месте, Мариэль, — ответила Эолин. Она направилась к Кори, ее гнев подпитывался годами невысказанной обиды. — Оставь нас. Мы не хотим и не нуждаемся в помощи.
— Акмаэль будет очень разочарован, если ты откажешься от моей помощи.
— Мне все равно, кто тебя послал и зачем. Возвращайся в ту вонючую дыру, из которой ты вылез.
— Я не могу сейчас никуда идти. Серебряная паутина, которая привела меня сюда, теперь в твоих руках, и твой мерзкий рыцарь сломал мой посох.
— Тогда превратись в змею, которой ты являешься, и уползи прочь! Если повезет, Сова съест тебя еще до рассвета.
Кори разглядывал ее, прищурив глаза, и на его губах играла проницательная улыбка.
— Какую странную судьбу соткали для тебя боги, мага Эолин. Вот ты, на высоких равнинах Моэна, затерянная в ночи, преследуемая захватчиками Сырнте, лишенная школы и зарождающегося шабаша. Одна, лишь с двумя людьми, к которым ты можешь обратиться: со мной, предавшим твоего брата, — глаза мага метнулись к рыцарю, его слова пронзили воздух, словно маленькие кинжалы. — И Бортеном, который его убил.
Эолин ахнула, неверие сгустилось под волной страха.
— Что?
Она посмотрела на Бортена, надеясь, что он отвергнет обвинение, но рыцарь ничего не сказал. Его лицо потеряло выражение, за исключением глаз, которые затвердели, как гранит, и неотрывно смотрели на мага.
Земля колебалась, и Эолин изо всех сил пыталась сохранить равновесие.
Это не должно иметь значения, сказала она себе, хотя ее внутренний голос был отчаянным и слабым. В то время они еще не знали друг друга, и Бортен действовал только для защиты своего короля.
И все же ее желудок сжался при мысли об удовольствии, которое она только что получила от его поцелуя. Жестокие обвинения Эрнана вырвались из ее воспоминаний, стучали в ее голове.
«Предашь ли ты свою родню, Эолин, как Бриана предала свою?»
— Ах, — тихий голос мага Кори прервал ее мысли. — Я вижу, вы еще не обсуждали этот конкретный фрагмент вашей истории.
Эолин никогда не презирала Кори больше, чем в этот момент.
— Тебе здесь не рады, — сказала она. — Ты не можешь остаться.
— Я поклялся королю вернуть тебя в город в целости и сохранности, — ответил Кори. — Мы можем уйти прямо сейчас, если хочешь, ты с украшением и я на твоем посохе. Или ты можешь терпеть мое общество столько, сколько необходимо, пока мы прячемся в этой глуши.
— Если ты останешься, — кратко сообщил ему Бортен, — ты не переживешь этой ночи.
— Не пытайся убить меня своим безвкусным клинком, — парировал маг. — Я могу отправить тебя в Преисподнюю в мгновение ока. Ты уже убил одного друга Эолин. Я бы посоветовал тебе не убивать другого.
— Ты мне не друг! — сказала Эолин.
— О, но я друг, — сказал Кори, сдерживая накал ее ярости. — Я самый ценный друг, который у тебя есть, хотя ты давно отказывалась это видеть.