— Это очень горько.
— Да, — Адиана запнулась. — Настой смягчает вкус, его смешивают с другими травами и… иногда подслащивают. Медом.
Калил медленно кивнул.
— Моя сестра любила горькие травы.
— Твоя сестра? Я не знала, что у тебя есть сестра, — за все годы, что они играли музыку для Мага Кори, Калил ни разу не упомянул о своей семье.
— Она умерла, — его глаза встретились с ее. — Она и мужчина, которого она любила.
— Прости, — сказала Адиана. — Мне очень жаль.
Он выдохнул, словно отгоняя воспоминание.
— Это случилось очень давно.
Тем не менее, он не вернул растение. Адиана посмотрела на землю под ними, тайком ища другую, хотя надежды найти ее было мало.
«Бладсворт — одинокая трава, — говорила Эолин. — Она скрывается от многих глаз, в том числе и от наших».
— Я говорил с принцем Мехнесом, — Калил снова сосредоточился на ней. — Он разрешил тебе сидеть с нами, когда мы репетируем. То есть, если на то будет твоя воля.
Адиане не понравился звук ее смеха. Это был высокий и прерывистый смех сумасшедшей.
— Что он сказал? Если на то будет моя воля?
— Нет, — хмурое выражение на лице Калила усилилось. В его глазах было сочувствие, и она презирала его за это.
«Как будто он мог понять. Как будто кто-то мог понять».
— Нет. Я так говорю: если будет на то твоя воля, Адиана. Для нас будет честью, если ты сядешь с нами.
Она отвернулась, чтобы он не увидел, как она вытирает жжение с глаз.
— Я больше не могу заниматься музыкой. Здесь не место для музыки. В моей душе не осталось мелодии.
Долгое время Калил молчал. Затем он подошел ближе и сказал тихим голосом:
— Все мы живем по милости богов и королей. Но пока у нас есть музыка, у нас есть свобода. Они не могут коснуться нас внутри наших песен. Ты знала это когда-то. Ты должна вспомнить это сейчас.
Ее горло болезненно сжалось.
Он протянул ей увядшее растение.
— Пообещай мне, что это не убьет тебя.
— Убьет меня? — она удивленно взглянула на него. — Нет, это не убьет меня. Ну, может, убьет, если я приму достаточно. Но я слишком труслива, чтобы убить себя.
— Труслива? — он сдвинул брови, будто это было последнее слово, которое могло прийти ему на ум. — Ты сказала, что его смешивают с другими травами. Что еще ты используешь?
— Анжелика. Мать-и-мачеха. Болиголов. Но это самое главное.
— Тогда я найду для тебя еще этих растений, — когда она не ответила, он добавил с неуверенностью в голосе. — Послать за тобой, когда мы будем репетировать?
Адиана пожала плечами и отвернулась. Взгляд ее устремился на юго-восток, туда, где когда-то стоял Экелар Эолин, где все ее инструменты сгорели в огне, а их прах развеяли жестокие и нераскаявшиеся боги.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Гнев Пенамора
Дядя Тэсары ворвался без предупреждения, расшвыривая слуг и дам, как лиса среди цыплят.
— Убирайтесь! Вы все.
Слуги королевы ушли с испуганными лицами и протестующим бормотанием. Рядом с ней осталась только Соня, сжимающая руку Тэсары когтистой хваткой маленькой птички.
— Более смелой блудницы я никогда не видел! — пророкотал лорд Пенамор, тяжело ступая по каменному полу, расхаживая перед ними.
Тэсара поерзала на подушках, но от непрекращающейся судороги в нижней части спины избавиться не удалось. Она заставила себя успокоиться.
— Значит, это правда. Этим утром Соня слышала шепот слуг. Говорят, ведьма появилась прошлой ночью и оставалась с ним до рассвета.
— Эти ее глаза, как тлеющие угли полуночной похоти, — слова Пенамора источали яд, но его взгляд, казалось, был захвачен запретной мыслью. — Она отвлекает каждого мужчину своим присутствием, но король позволяет ей стоять среди нас как равной, как члену своего совета, будто она что-то знает о войне.
— Давно говорят, что он ею очень увлечен.
— Увлечен, — Пенамор фыркнул. — Околдован, скорее. Эта женщина должна была сгореть вместе с остальными магами.
— Она не мага, — прошептала леди Соня. — Она обычная ведьма.
— Ведьма. Мага. Волшебница. Блудница, — Пенамор выплевывал каждое слово. — Они все одинаковы.