Гила, конечно, выбежала встретить. Ферхади обнял жену, выдохнул:
– Звездочка моя, как же я рад… Гила, Гила… родная моя…
– Ты живой… ох, Ферхади… как сказали, что ты в Диартале…
А рядом Мариана, позабыв девичий стыд, обнимала своего Барти. И рыцарь выглядел таким глупо-счастливым… таким же, верно, как и он сам!
– Гила, звездочка! – Ферхади оторвался от жены, шепнул, кивнув на таргальскую парочку. – Позаботься, родная моя… Сьер Барти мало того что с дороги, еще и из цепей только.
– Хорошо. – Умница Гила обошлась без лишних вопросов. – Мариана, что ж ты, погляди, твой рыцарь на ногах едва держится! Из Диарталы путь знаешь какой неблизкий! Сьер, велеть приготовить ванну? Пойдемте в дом…
– А мы – в беседку, – коротко скомандовал иль-Маруни. Разумеется, он знал, где в доме зятя можно говорить без опасений. Лев Ич-Тойвина проводил жену тоскливым взглядом и послушно побрел вслед за тестем.
Первый министр обошелся без витийства.
– Ферхади, ты можешь спорить, можешь ругаться, можешь даже казнить меня в первый же день правления, но императором ты станешь. Так надо.
– Кому?
– Империи. Стране твоей! Ты слышал вообще хоть что-то из того, что я на совете говорил?
– А то! Запугали бедного ребенка…
– Болван! Я ни слова лжи не сказал, так-то, благородный Ферхад иль-Джамидер! Проигранная война, враги на всех границах, мятеж, пустая казна – ты думаешь, я это все придумал? Это правда, Ферхад, и это еще не вся правда! Не очень-то приятное наследство, и не сопляку Омерхаду с таким управиться. Я клянусь тебе… Светом Господним клянусь, спасением души, кроме тебя – некому!
– Сын мой, – перехватил слово священник, – господин иль-Маруни прав. Его высочество еще ребенок…
– Он вырастет!
– Да как ты не понимаешь, что будет поздно! Вырастет он… десять лет, и еще неизвестно, каким станет! После императора-дурака, которого боялись, нам не хватает только императора-дурака, на которого будут плевать!
– Да, конечно! – Лев Ич-Тойвина ответил на яростный взгляд тестя не менее яростным. – Давайте нам лучше императора-дурака, которым будут вертеть все, кому не лень!
– Дорогой мой, – министр тихо рассмеялся, – да покажи мне такого болвана, что попробует вертеть Львом Ич-Тойвина! Слишком это опасно, твой буйный нрав знают. Ты еще простишь мне… быть может, если я докажу, что так нужно было… простишь Альнари… но кого-то еще?! А видеть обман ты уже научился. Не-ет, Ферхади, ты зря боишься.
Готового возразить Ферхади оборвал Глава Капитула:
– Тихо! Кто-то идет сюда.
Через несколько мгновений в беседку постучал охранник. Доложил:
– Господин, к вам Первый Когорты Незаметных и с ним…
– Зови обоих, – нетерпеливо приказал министр. Ферхади молча кивнул. Хорошенький будет император – в собственном доме ничего уже не решает!
Вслед за Незаметным в беседку вошел Альнари. Мир сошел с ума, обреченно подумал Ферхади. Клейменый диарталец в доме начальника императорской стражи, в компании Первого Незаметного и первого министра… светлого отца можно не считать…
Альнари раскланялся, министр ответил на поклон. Глава Капитула шагнул гостю навстречу:
– Рад вас видеть, господин иль-Виранди. И вдвойне рад, что ваше противостояние с владыкой завершилось так удачно для Диарталы. Позвольте, я сниму клеймо. Думаю, его величество, – священник кинул взгляд на Ферхади, – не станет возражать.
Альнари привычно коснулся щеки. Алая крыса дернулась под пальцами. Словно не хотела умирать. Словно тоже, как и Альни, считала недостойным господаря просто позабыть обо всем, что стояло за клеймом. О казни отца, о позоре каторги, о плетях и пытках…
Не забуду, молча пообещал молодой диартальский господарь. Не будь я крысой – не забуду. Клянусь.
Убрал руку от лица; кольнуло щеку мгновенным холодом, и – словно теплой волной омыло.
– Благодарю, светлый отец, – спокойно сказал Альнар иль-Виранди. Горькие воспоминания оставим на потом. – Так что, Ферхад, ты решил?
– Они решили, – поправил Ферхади. – Альни, ты слышал? «Его величество»! Я скоро голос сорву, объясняя им, что из меня император, как из овцы боевой конь…
– Почему это? – поднял бровь диарталец. – Вполне приличный император, если только отучишься без охраны по мятежным провинциям разъезжать.
– Не дождетесь, – злорадно заявил Лев Ич-Тойвина.
– Да и верно, – хмыкнул Альни. – Не будет у тебя мятежных провинций, я тебе обещаю. – И, поклонившись, добавил с усмешкой: – Мой император.
Господин иль-Маруни благодарно кивнул. Вздохнул:
– Ферхади, дорогой мой, нас тут не просто четыре человека. Нас четыре силы империи, четыре опоры власти: Церковь, императорский совет, разведка и провинции. Все мы просим тебя об одном, все мы верим, что не найдем для нашей страны лучшего правителя. Тебя знают как воина и как храбреца. Тебя уважают за силу и за честность. Ты имеешь право на трон – законное право! И против этого – твое глупое, мальчишеское «боюсь не справиться»!
– Не только это. Еще и справедливость. Не должен предатель и убийца получать за свои преступления трон, не должен! Самое большее – помилование!
– Справедливость, – жестко сказал министр, – не должна противоречить государственным интересам.
– Будет!
Незаметный поймал взгляд Ферхади, спросил вкрадчиво:
– А если одна несправедливость заглаживает другую, намного большую? Разве справедливо поступили… да хоть с той же Диарталой? Единственный путь объявить прощение бунтовщикам – признать, что Омерхада Законника покарал сам Господь, и Он же назначил на его место достойного. Любой другой наследник будет в своем праве, начав правление с казней. Или благородный иль-Джамидер сочтет вполне справедливым стоять у трона нового владыки и наблюдать мучительную смерть брата?
– А… вы откуда?… – выдавил Лев Ич-Тойвина.
Глава императорской разведки пожал плечами:
– Я все-таки Первый Незаметный, а не девица на выданье. Так что скажете… ваше величество?
– Господи всеблагой, – Ферхади спрятал лицо в ладони. – Ну почему я? Был бы батюшка жив, у него бы получилось…
– Твой батюшка тобой бы гордился, мой дорогой Ферхади, – тихо сказал иль-Маруни. – Ты взял от него лучшее. Поверь мне, его другу. И вот еще что я тебе скажу… Ты готов был идти до конца в поражении, так дойди до конца и в победе.
Ферхад иль-Джамидер, Лев Ич-Тойвина, поднял голову. Четыре человека ждали его решения.
– Я смогу на вас опереться? – спросил Ферхади. – Всегда и во всем?
– Конечно, мой дорогой, – кивнул первый министр.
– Господь всеблагой и Святая Церковь тебя не оставят, сын мой, – заверил священник.
Разведчик встретил взгляд будущего владыки, сказал:
– Светом Господним клянусь, мой император.
– Обещаю, – ответил брату Альнари.
– Тогда ладно, – Ферхади вздохнул. – До конца так до конца. Пусть будет трон.
3. Поющая гора
Босой, безоружный и с непокрытой головой. Кающийся. На этот раз – всерьез. Я убил его. На мне кровь родича и господина, на мне нарушение присяги и вассальной клятвы. И более того – я на его месте теперь, хотя, клянусь, не этого хотел!
Смею ли уповать на прощение?
Ферхад иль-Джамидер, Лев Ич-Тойвина, шел к святому предку один. Никаких спутников, никакой охраны. Убьют? Значит, такова воля Господня. Воздаяние.
Он сам решил. Он знал, что прав. Знал, что спасает свою страну. Но он готовился к смерти, не к трону. Он не хотел, чтобы плоды неверности оказались сладкими.
Льву Ич-Тойвина нужен был знак.
Венцом небесным над гробницей основателя Ич-Тойвина сияла луна, и все короны земные были ничем пред этим светом, насквозь пронзающим душу. Знаю, недостоин. Но кто, кроме меня? Подскажи, благородный Джамидер, наш с Омерхадом общий предок, наставь на путь… покарай или смилуйся, но не оставляй!
Изразцовый бок гробницы согрел пальцы неожиданным теплом. Ферхад иль-Джамидер опустился на колени перед Джамидером Строителем. Неизбытая вина рвала душу. Умереть было бы легче. Даже позорная смерть изменника, даже плети, клеймо и каторга, – все было бы легче. Предательство заслуживает кары. Но возвышения? Но – короны и трона?!