Или это и есть кара – сесть на место убитого тобой, попытаться исправить его ошибки, принять на свои плечи долг перед страной? Знать на себе клеймо предателя – и жить с ним, неискупленным? Оправдать соучастников коротким «так было нужно», забыть, что они делят с тобой вину – потому что вина, поделенная на двоих, троих или даже сотню, все равно не станет меньше. А потом, в Свете Господнем, ответить за всё и за всех – за убитых и спасенных, униженных и возвышенных, за погибших по вине Ферхади, верного льва Омерхада – и за все ошибки, что наворотит император Ферхад. Полной мерой.
Да будет так, отозвался в сердце потомка святой Джамидер Строитель. Тебя рано судить. Иди, трудись. Храни мой город, Ферхад Лев, владыка великой Хандиары, храни свою страну. Когда встретимся в Свете Господнем, взвесим вместе твои деяния – и поглядим.
– Да будет так, – повторил Ферхад иль-Джамидер.
Над Ич-Тойвином занимался рассвет.
ОБ ИСПОЛНЕНИИ КЛЯТВ
1. Император Ферхад Лев
Как ни крути, а начало правления выходило скандальным. Мало того, что смерть предшественника – один большой вопрос и куча самых разнообразных слухов, и во всех церквях втирают народу непонятное про древнюю магию и Промысел Вышний. Мало того, что законный наследник отодвинут все той же волей Господней, отрекся от притязаний по всей форме и вполне очевидно этим доволен. Мало того, что мятежным провинциям – уступки и общее помилование без разбору, что с Таргалой – мир, признание независимости и договор о вечной дружбе, что нелюдь подземельная снова из демонов в добрых соседях оказалась. Так еще и второе лицо Светлейшего Капитула казнено волей императора – и Глава Капитула ни словом не возразил! Мол, за развязывание ненужной войны и совращение паствы с пути истинного – туда и дорога.
А теперь еще и с женой развелся!
Император Ферхад в ответ на косые взгляды лишь дерзко улыбался. Не нравится – вот он я, подойдите и возьмите! Смелых – или безумцев? – не находилось. Императорский совет, Когорта Незаметных и Светлейший Капитул нового владыку поддержали сразу и безоговорочно; более того, по Ич-Тойвину ходили осторожные слухи, что оный совет вкупе с Капитулом корону ему чуть ли не силой в руки впихивали. И что согласился он лишь после того, как получил благословение святого, да-да, совершенно точно, сам слышал, верьте, соседушка!
Ферхади за эти слухи Первому Незаметному высказал – но разведчик нахально остался при своем мнении, и господин иль-Маруни его поддержал. Политика, будь она неладна! Альнари, задержавшийся в столице до утрясания дел с мятежными провинциями, в ответ на высочайшие императорские жалобы непочтительно ухмылялся и говорил:
– Не ной, сиятельный, все у тебя получится. Начал хорошо, продолжай в том же духе.
– Но я не умею! – С братом Ферхади позволял себе откровенность. – Я наворочу Нечистый знает чего, а потом…
Что «потом», Альни понимал: о разговоре со святым Джамидером Ферхади ему рассказал. Над Светом Господним диарталец не шутил. Говорил серьезно:
– Делай что должно, Ферхад, и будь что будет. Не надо сомневаться в милосердии Господнем; а что до воздаяния, примем его вместе.
– Я один пред Господом, – глухо отвечал Ферхади. – Капитул занят политикой, светлые отцы так же лживы, как любой из придворных. Я не вверю им свою душу, Альни. Как могу я принимать благословения от человека, прекрасно знающего, что я убийца и предатель, что не было никакого Промысла Вышнего, а была лишь хорошо придуманная ложь?! От человека, который сам же мне и помог… да, ради благой цели, да, мы страну спасали, но Альни, это ведь не делает белым все, что мы совершили!
Насчет Капитула Альнари возражать не хотел. Достаточно было поглядеть на историю Луи: раз – осудили, два – оправдали… Политика! Возражения насчет остального Ферхади не принял бы. Став императором Ферхадом Львом, Лев Ич-Тойвина остался несусветно честен. Все, что мог Альни – просто в такие минуты быть рядом. Разделить вину, которую Ферхади упорно брал на себя.
В один из таких тяжелых дней уезжала Мариана. Они с Барти ждали окончания переговоров, чтобы добраться до Таргалы со своими; все это время девица оставалась гостьей Ферхади – вернее, Гилы. Бывший муж не спрашивал ее о дальнейшей жизни: зачем? Достаточно посмотреть на них с Барти, и сразу все ясно. В том числе и то, каким же он был дураком.
Мариана заканчивала сборы – известно, женщинам вечно пяти минут не хватает. Ферхади ждал. Отлепился от стены, шагнул навстречу отворившейся двери. Она переоделась в таргальский мужской костюм, в котором приехала сюда, выцветший и потрепанный. В платье тебе лучше, хотел сказать Ферхади. Но сказал другое:
– Ты ничего не взяла моего. Не смею настаивать, но…
Мариана уронила сумки под ноги, мысленно обозвала себя дурой и вернулась в комнату. Могла бы сама догадаться, что обидит!
Выйдя в коридор, раскрыла перед Ферхади ладонь.
Золотые с изумрудами шпильки, так чудно подходящие к ее волосам… к ее свадебному платью. Ферхади не нашелся, что сказать. Слишком ясно вспомнилось, как счастлив был он в тот день.
– Я подарю их дочери, – тихо сказала Мариана.
– Ей пойдет, – Ферхади скрутил минутную слабость и говорил теперь, как ни в чем не бывало. – Она ведь будет такой же красавицей, как ты.
Мариана слабо улыбнулась. Качнула головой.
– Я расскажу ей о тебе. И, может быть, она скажет, что ее мама была полной дурой.
– Возьми уж тогда и для сына. – Император Ферхад Лев отцепил от пояса боевой кинжал.
– Спасибо.
– И помни: я всегда тебя приму. Как друга, как сестру. Если нужна будет помощь…
Дом казался вымершим. Не иначе, слуги попрятались, опасаясь дурного настроения хозяина: все-таки одно дело, когда он был всего лишь начальником стражи, а император – совсем другое. Тот не гневался попусту, а чего ждать от этого? Уже как бы и не человек, а нечто большее. Владыка! Мариана улыбнулась. И нахмурилась: а ведь тяжело ему будет. Сказала:
– Я буду тебя помнить, знай. Не императором и не Львом Ич-Тойвина, а просто Ферхади. И Гилу тоже… Ты береги ее, она у тебя чудесная.
– Спасибо, Мариана.
Поколебался, но все же добавил:
– Ты тоже за Барти приглядывай. Сумасшедшим авантюристам умные жены очень на пользу; не веришь – Гилу спроси.
Мариана невольно хихикнула.
Во дворе ждал Барти; рыцарь деликатно повернулся к дверям спиной и о чем-то тихо говорил с Альнари. Ферхади подошел, сказал:
– Прощайтесь, время.
Побратимы обнялись; Барти, миг или два поколебавшись, повернулся к императору. Сказал:
– Спасибо, Ферхад. За Мариану и за все.
– Пришли мне весточку, как доберетесь.
– Ладно.
Северянка освобожденной птицей взлетела в мужское седло, тронула кобылу неспешным шагом. Два всадника выехали за ворота и свернули на ингарский тракт. Новый владыка Великой Хандиарской империи смотрел им вслед и кусал губы, как не умеющий скрывать боль сопливый мальчишка.
2. Мишо Серебряная Струна, менестрель
На переломе зимы, когда море у Себасты беспрерывно штормит, а тракты заметены липким влажным снегом и прихвачены поверху острой корочкой, что ранит ноги коням и путникам, жизнь замирает. Купцы и менестрели, бродячие заклинатели и наемники, все, кто меряет время от весны до осени пройденными дорогами, поневоле становятся домоседами. Только и остается им, что потягивать вино и чесать языки по трактирам – по таким, к примеру, как «Колесо и бутылка», славное местечко у ворот на Корваренский тракт, то самое, что завсегдатаи называют просто и без затей: «У Огюстена».
Но столько народу, как набилось в «Колесо и бутылку» нынче вечером, мастер Огюстен не видал у себя отродясь. Неслыханное дело: посередь зимы, в самую непогоду, гость из Корварены! Гномьим путем пришедший! Да не кто-нибудь, а сам Мишо Серебряная Струна! Мишо, неприязнью к путешествиям известный не меньше, чем любовью к доброй еде и доброй выпивке! Ясно, что на такое диво полгорода сбежится посмотреть – и тем паче послушать!