наподобие того, как это делали некоторые панки Земли. Под грудью располагался
ржавый железный сегментный корсет, покрытый сверху тонким слоем не то пластика,
не то стекла - при всей своей ржавелой невзрачности он отливал на свету
гладкими полированными боками. Две небольших чашечки в верхней части корсета
поддерживали грудь.
Чего-либо, прикрывающего бёдра, на Свинцовом мотыльке не наблюдалось -
лишь ниже бедра начинались кружевные болотного цветка чулки, которые были
заправлены в футуристичные железные сапоги, выполненные всё по той же
технологии, что и корсет - ржавое железо было покрыто сверху прозрачным
материалом. На выступающих острых краях обуви можно было разглядеть потёки
чего-то красного, навсегда оставшегося под слоем защитного материала.
Руки были полностью обнажены, ногти левой руки выкрашены в красный
цвет, а на правой руке на пальцы были одеты длинные хищно изогнутые
когти-фаланги - ржавые, ярко красные на кончиках, залитые в защитный плстик
или стекло.
Лицо Свинцового мотылька было правильной квадратной формы, пухлые
губки блестели розовым блеском, а ярко-зелёные глаза подведены чёрной тушью.
Под правым глазом Александр заметил кокетливую мушку, которая никак не
вязалась с холодным и властным обликом металлики.
Собственно, Александру Катармэну только и оставалось, что разглядывать
противную сторону, так как языка, на котором велись переговоры между Кеб,
Гвину и Свинцовым мотыльком, он не знал. Какой-то язык Сеятелей, как пояснила
флораликанская командующая; сложный в конструкции и простой по морфологии.
Переговоры в основном касались того, что стороны обещали обменяться
всеми захваченными на Земле образцами растений, чтобы у всех был равный
набор добычи. Как мило - делили не руду, не золото, не рабов. Делили записи
ДНК, которые можно было растиражировать хоть в миллиард копий, но нет -
несколько месяцев стоило воевать между собой, убивать друг друга ради
нескольких цепочек дезоксирибонуклеиновых кислот, лишая жизни и заставляя
чувствовать боль утраты у тех, чьих близких убили в общем-то ни за что.
И если флоралики добывали образцы растений для сравнения с теми образцами,
которые они собрали ещё несколько столетий назад - их редкий артефакт того
времени и нашёл в своё время Календжи Кулебато на заброшенной военной базе -
они изучали влияние последствий ядерной войны на флору, то действия металликов
были не понятны даже Кеб, как она сказала Алексу - смысла грабить флору
людей у них не было - растения были слишком однотипны и малоинтересны для
любой формы евгеники.
Слушая краем уха непонятные слова, вслушиваясь в интонации металликов
и флоралики, он начинал понимать, что никогда уже не сможет вернуться. Не в
свой дом, не в своё кресло, не на свою базу, а вообще никуда не сможет
вернуться. Прошлого больше не было, осталось только настоящее, завёрнутое
в красивые лепестки причудливых цветов и очень зыбкое будущее, которого он
не понимал и не видел.
И в этом будущем не он солировал. Не он подписывал приказы, не он
выбирал кого трахнуть или кого ударить - выбирали за него. Проклятье!
Даже сейчас решалась судьба его мира вот за этим странным столом
тремя странными женщинами, которые командовали какими-то там военными
формированиями. Они делили те жалкие остатки живого мира, которые не смогли
угробить предыдущие поколения людей - редкие и мало ценимые даже сейчас
растения, чтобы увезти их на свои далёкие планеты и там изучать.
Но внезапно Алексу пришла в голову одна мысль. В его положении он
всё же оставался единственным, кто мог если не противостоять противнику, то
сделать всё, чтобы оставшимся людям на Земле это столкновение с инопланетянами
принесло больше пользы, чем вреда.
В его размышлениях было много "но", но тем не менее, это было хоть
что-то, что вывело его из мрачного расположения духа, в котором он пребывал
последнее время.
Улыбнувшись, он поднял голову и стал внимательно вслушиваться в
странный и чужой диалект языка.
несколько километров к северо-северо-западу от руин Вашингтона,
Бесезда,
штат Мэрилэнд,
Восточные США,
Северная Америка,
12 сентября 2308 года,
13.21
Солнце висело высоко, на небе не было ни облачка. Едва заметный ветер
веял с юго-запада теплом и уютом. Даже мрачные руины городка, неряшливой
грудой древнего бетона черневшие чуть поодаль, не могли испортить погожего дня.
На иссушенной солнцем и ветрами каменистой почве змеились глубокие
и многочисленные трещины, упирающиеся во всех направлениях в изрезанный
эрозией холмистый горизонт. Осторожно, словно боясь провалиться, на землю
опёрся штангами опор небольшой военный вертолёт ВВС Восточных США, выкрашенный
в красный цвет. Открыв люк и свесив из вертолёта ноги, сидела Кристи Крепп,
задумчиво разглядывая оражево-коричневую пустыню вокруг. В её солнцезащитных
очках а-ля полицейский конца двадцатого века отражалась высокая фигура,
замершая в молчаливом ожидании.
- Даже не знаю, с чего начать, - наконец вымолвила полковник, снимая
очки и щурясь от яркого светила.
- Давай с начала? - пленный сенатор скрестил руки на груди. Всё его
тело было закрыто мелкими чешуйками иноземного растения, почти чёрными, не
отливавшие никаким оттенком, поглощавшими почти весь видимый людьми диапазон
световых волн.
- В общем... помнишь мы как-то с тобой заехали в гости к дикарям
восточнее Падуи?
- Да.
- И ты там присмотрел себе пару несовершеннолетних негритянок в жёны?
- Не совсем так, но суть я уловил, - кивнул Катармэн. Кристи его
удивляла - она явно волновалась и пыталась зубоскалить на его манер, чтобы
скрыть это.
- Так вот, одна из них таки забеременела.
- Ага. А как ты узнала?
- Потому что... Помнишь те концлагеря, которые тебе предлагали
возглавить?
- Помню. Сегодня какой-то день воспоминаний, - Алекс сдвинул брови -
нервозность Кристи передалась и ему. И он ещё не понимал, к чему она клонит.
- Так вот, ту негритяночку, уж не помню которую из них, прости Господи,
сгноили в том концлагере. А перед смертью она родила тебе ребёнка.
- Ребёнок жив? - вот теперь Катармэн-младший начал понимать всю
глубину сложившейся ситуации.
- Да, она жива...
- Она?
- Да, у тебя родилась дочь. Два восемьсот - недовес, но ты понимаешь -
в концлагере с питанием было очень даже фигово...
- Как её зовут? Я хочу её увидеть! - перебил её Алекс, подойдя ближе
к вертолёту, заслонив солнце для Крепп. Кристи посмотрела на него снизу
вверх:
- Да, мать дала ей имя Кёрстн - по легенде, которую рассказывают
оставшиеся в живых негры, в честь твоей белокожей спутницы - они не смогли
повторить моё имя и переиначили на свой лад.
- Кёрстн..., - медленно повторил Александр, запрокинув голову, пробуя
имя на вкус. - Кёрстн Катармэн... Наследница сенатора Кёрстн Катармэн... Где
она?
- В одном из штатов Восточных США под неусыпным контролем лояльных
тебе людей.