Жанна выжидает несколько мгновений, потом отстраняется и берет слугу за руку.
— Пошли, — неожиданно суровым тоном приказывает она, — здесь больше не на что смотреть, все кончено.
Люка следует за ней. Его шаги неуверенны. Девушка не отпускает его. Жанна идет вперед, сжав зубы, заставляя парня включиться в навязанный ею ритм. Потом тихо произносит, словно обращаясь сама к себе:
— И не пытайся понять, это было сильнее меня, будто кто-то управлял мною… Я здесь ни при чем.
— Но…
— Что еще?
— Об этом узнают. Что ты им скажешь?
Жанна резко поводит плечом.
— Не волнуйся, завтра найдется пожива для жандармов Ангийона.
— Ну и ну… Ты же не свалишь все на другого?..
Они уже во дворе фермы.
— Иди и ложись спать, — приказывает Жанна. — Все, что я требую, — это никогда не вспоминать… никогда.
Она снова приникает к Люка.
Жанна хочет, чтобы он знал, какую женщину может упустить.
— Иди и помалкивай, иначе…
Он не осмеливается крепко обнять ее, хотя горит от возбуждения, потом нерешительно направляется к пристройке у противоположного конца хлева. Люка все больше хочет ощутить у сердца жаркое девичье тело. Потом он огорченно взмахивает рукой и исчезает во тьме. Жанна бесшумно проскальзывает в амбар, где спит поденщик с дланями епископа. В темноте девушка нащупывает одно из сабо, а найдя, пробирается в столовую и наполняет его углями. Потом Жанна идет в комнату и отыскивает свое второе сабо.
Она действует почти против собственной воли. Та же сила, которая подняла девушку с постели, заставила бежать и поджечь скирду, теперь гонит ее к помойной яме. Жанна поднимает плиту и бросает туда свои сабо — то, которое только что взяла в комнате, и то, в котором несла к скирде зло. Затем высыпает туда же угли из сабо бродяги. Вонючая жижа засасывает в себя все. Никто не станет искать на дне ямы сабо. Жанна же будет ходить в других. Она осторожно ставит камень на место. Затем оставляет на виду, на дороге в Нолленс, полусгоревшее сабо наемного работника.
Вдруг Жанну охватывает сонливость. Девушка быстро возвращается к себе в комнату и притворяет за собой дверь. У Жанны едва хватает силы залезть на кровать. Ее глаза смыкаются. Она вытягивается. Каштановые волосы рассыпаются по подушке. Жанна глубоко вздыхает и вскоре погружается в глубокий спокойный сон, пока остальные продолжают жать и собирать ручни, уже превратившиеся в дымящуюся золу.
Девушку пробуждают вопли, разбивающиеся о стены фермы. Она узнает грубый голос Антуана и пронзительный голосок Галиотт, выкрикивающие угрозы и проклятья. Жанна приподнимается, усилием воли пытается отогнать сон. У нее затекли веки. Она откидывается на спину, сон готов сморить ее снова. Но вдруг Жанна вспоминает. Сердце ее тоскливо сжимается. Она вскакивает одним прыжком и подбегает к окну. У амбара, крича и жестикулируя, стоят обитатели Лану и сезонники, нанятые для жатвы. Они окружают бродягу, который застыл в неподвижности, скрестив руки на груди. Он выглядит выше и более гордо, чем остальные, и молчит, не отвечая на сыплющиеся оскорбления. Антуан хватает с земли оглоблю и замахивается словно для удара. Все разом смолкают. И Жанна слышит слова фермера:
— У тебя даже не хватает храбрости ответить… Ты не знаешь, как объяснить свое преступление… Мне наука быть добреньким к бандитам вроде тебя… Скоро явятся жандармы, и я сам дам им веревку, чтобы вздернули негодяя. Пора остановить тебя. Если выяснится, что ты поджег амбар Пресли, а может, и прирезал старика Брелона из Гаренны… Так и хочется расквасить тебе морду, пока это не сделали другие. У меня есть право.
Потом фермер успокаивается, руки его опускаются. Перед тем как отбросить оглоблю, он плюет в лицо бродяге. Тот даже не отклоняется, лишь переводит спокойный взгляд с одного на другого. Кажется, что, за исключением охваченного яростью Антуана, никто не решается встретиться взглядом с его холодными голубыми глазами. Лицо бродяги бело, словно свежий гипс. Седеющие волосы растрепаны, и солнце путается в них, как бы окружая нимбом его голову. Он не успел надеть латаную-перелатаную куртку и старую кепчонку из зеленоватого драпа. Ноги его босы. В руке зажато одно сабо. Галиотт держит второе, выгоревшее изнутри. Изредка слышится ломаный голос служанки: