— Вы можете все… — в отчаянии повторяет Моарк'х. — Что надо сделать, чтобы я больше не слышал во сне эту статую?.. Разве я виноват, что лезвие плуга перерезало ей шею. Она и есть мое зло… Сделайте что-нибудь, я хорошо заплачу…
— Ты уверен, что тебе это не приснилось? — наконец спрашивает колдун, совсем опустив веки.
— Ну нет! Готов дать руку на отсечение…
Колдун кивает и продолжает:
— Я спрашиваю об этом, потому что многие зовут меня из-за дурных снов во время лихорадки… Люди верят, что видели все наяву, и пугаются… Здесь я мало чем могу помочь, это проходит само собой… По правде говоря, твой случай может оказаться серьезным, но нужно быть уверенным в том, что ты рассказываешь… Вспомни какую-нибудь деталь, подтверждающую, что это не сон.
Бретонец вспоминает, что прибежал из чулана и разбудил жену. И добавляет, что дальше ничего не помнит. Колдун без единого слова встает и выходит из спальни. Его долго нет. Когда он возвращается, то выглядит крайне озабоченным.
— Здесь и вправду есть что-то ненормальное… — с осуждением говорит он. — Человек твоей силы не должен пугаться из-за пустяка… Говоришь, твой плуг перерезал шею этой головы… Значит, на твоем поле есть статуя? И, как я понимаю, ты ее обезглавил…
Фермер кивает. Грудь его судорожно вздымается. Колдун из Менетреоля продолжает. Его глухой голос окутывает бретонца, словно густой туман, и отделяет от внешнего мира.
— …Попытаюсь заговорить зло и развеять злокозненные чары этой головы… Только, парень, позволь мне сказать, что ты дурно поступил, отделив голову от тела. На твоем месте я бы немедленно приклеил ее обратно… Быть может, эта статуя — сам дьявол… Поэтому отправишься туда, где ты ее отрыл, и поставишь на каменные плечи… Там ее истинное место, и у нее не будет причин преследовать тебя… Поверь, если она так шумит у тебя на чердаке, то только потому, что желает, чтобы ты отнес ее туда, где нашел…
Бретонец сбрасывает с себя оцепенение, в которое его погрузили слова колдуна.
— Ну нет, — кричит он, — перекапывать пшеницу у Мальну из-за куска камня… Ну нет!.. Лучше подождать жатвы… А потом, клянусь, я сделаю это…
— Как хочешь, — отвечает колдун, разводя руки в стороны и как бы показывая, что снимает с себя всю ответственность за последствия отказа. — Только остерегайся, пока не вернешь голову, не разбивай ее и не переставляй с того места, где она стоит сейчас, иначе несчастья удвоятся…
Колдун озабоченно вскидывает подбородок и спрашивает:
— А твои знают, какие штучки она с тобой выкидывает, эта голова?
Моарк'х хватает колдуна за руку.
— Нет, — быстро произносит он, — они не знают, и не надо, чтобы они знали, я никого не смогу тогда нанять… они способны выбросить эту голову в лесу… а если вы говорите, что ее нельзя двигать…
— Да, ты прав, — отвечает старик, высвобождая руку из влажной, липкой ладони фермера, — этого делать не стоит… Иначе твои несчастья будут вечными… Я скажу им, что пришел по другому поводу… А камень заговорю из дома… Не волнуйся, у меня дома есть все, что необходимо. Ничто не в силах устоять против меня…
Помолчав, он продолжает:
— …Дай мне, сколько хочешь… Луидора вполне хватит…
— Луидор! — удивленно повторяет Моарк'х.
Он считает, что это дорого, но, поскольку колдун располагает силой, решается и хватает свои брюки, которые Галиотт свернула и положила на пол. Достает носовой платок. Один уголок его завязан. Моарк'х поднимает плечо, чтобы спрятать платок от колдуна, и быстро развязывает узел. Одна из монет выскальзывает на простыню. Он тут же завязывает платок, стараясь, чтобы остальные луидоры не звякнули. Берет монету и вручает ее колдуну, который не глядя сует деньги в карман и готовится уйти, даже не поблагодарив. Но бретонец ухватывает его за передник.
— А моя лихорадка, вы ее не излечите?
— Чтобы доставить тебе удовольствие, могу облегчить тебе страдания…
Колдун достает из кармана засаленную записную книжку, вырывает листок, пишет на нем что-то карандашом, с трудом найденным в другом кармане. Он очень старается и высовывает язык при каждом движении карандаша. Закончив, складывает листок и протягивает его бретонцу, подчеркивая свой жест нахмуренными бровями.
— Завтра утром, когда услышишь первые слова от кого-либо, проглоти эту бумажку… через некоторое время болезнь отступится. Но ничего, кроме этого, не делай, а особенно не зови врача…
Колдун осеняет крестьянина обратным крестом и, медленно пятясь, выходит. Моарк'х слышит, как на старика наседает Галиотт. Потом раздается грохот телеги, увозящей колдуна из Лану в кузницу. Бретонец нетерпеливо разворачивает листок и жадно всматривается в странные непонятные слова, начертанные рукой колдуна: «Абраксас, гарраз, эглатус». И боязливо сворачивает бумажку, словно помешал своему собственному выздоровлению.