– А там, за Змеиным горлом? – Туз кивнул на узкое, словно бойница, окно. – Что ждет нас там?
– Когда-то, очень давно, нас поджидала невидимая смерть, потом оттуда полезла разная нечисть, которой даже названия давать не успевали, позднее появились вожаки и вохры, а потом, два века тому назад, кочевники. Мощной, все сокрушающей волной накатывались они на Лэнд, Башня понесла большие потери, но устояла в многолетней борьбе. Правда, в последние годы натиск степняков почти сошел на нет. И это обстоятельство не может нас не тревожить.
– Почему? – удивился Туз.
– Кто знает, не появилась ли там, за Змеиным горлом, новая сила, подчинившая себе строптивых кочевников, – такие слухи идут к нам от духов. Какие-то странные люди появляются в их поселках. Кстати, от кого ты узнал об островах?
– От Гильдис.
– Смотри, сержант, собьет тебя Гольдульфова дочка с прямого пути.
– Я не мальчик, – нахмурился Туз.
– Поэтому я и поручил тебе большое дело. – Лицо Лося стало жестким. – Твои игры с девочкой меня волнуют мало, но о ярле Хаарском я должен знать все. Ниточка к нему тянется с той стороны. Не проморгай, сержант.
Туз кивнул и поспешил ретироваться, дабы избежать новых неприятных вопросов. Капитан задумчиво посмотрел ему вслед и покачал головой. Темнит Туз. И дело здесь не только в дочери ярла. Тет во весь голос кричит о заговоре, требуя наказать виновных. Мерещится что-то этому уроду. А может, и не мерещится. Даже имена называет: Туз, Дрозд Комар, Хвощ… И смерть Рамзая не была случайной. Как и смерть двух молчунов, исчезнувших вслед за строптивым меченым. Неплохо, конечно, иной раз прижать хвост молчунам, но Туз заходит уж слишком далеко. По наследству ему, что ли, передалась эта ненависть? Тогда, пять лет назад, вражда капитана Соболя с Тетом едва не привела Башню к гибели. Кто прав, а кто виноват, теперь уже, пожалуй, неважно. Важно другое: Башня – это не только меченые, как полагал Соболь, идя на открытый разрыв с Тетом, это не в последнюю очередь молчуны, и дело здесь не только в стае. Удержать в равновесии громоздкую систему власти одному капитану не под силу, но удержать нужно, воздействуя мечом и страхом на владетелей и крестьян. Силовое давление – это меченые, а суеверный страх – молчуны. Сержант Туз может не брать в расчет молчунов, а вот капитан Лось должен учитывать все.
Туз в задумчивости спускался по лестнице. Гильдис не солгала ему про чужой мир. Он все-таки существовал и огрызался порой в сторону Лэнда, пусть и не так часто, как мир стаи. Гильдис их считает людьми. Своими! Как бы не так. Туз и владетелей считал чужаками. А уж за то, чтобы выдубить шкуру молчуна Тета, он легко отдал бы собственную руку. Но тогда кто же для него свой? С тем же Тетом прожито бок о бок в этих стенах двадцать Лет. Хотя кому, скажите, в радость этот уродливый нарост на теле Башни? Их вражда зашла слишком далеко. Бес торопит, Дрозд тоже настаивает на решительных действиях. Но… Слишком опасно. Как бы вместе с молчунами не пропала и сама Башня. Рассуждать легко, убивать трудно. Пусть и не совсем своих, но и не чужих. Иной раз трудно понять, что их разделяет с Тетом, но что-то разделяет, это точно. А тут еще Гильдис…
Стрела просвистела мимо уха Туза и ударила в дверь. Сержант отпрянул в сторону и удивленно оглянулся. Бес, поджидавший его у входа, уже спешил на помощь с обнаженными мечами в руках.
– В рубашке ты родился, Туз, на два пальца ниже – и привет. – Бес выдернул стрелу из дверей и принялся ее изучать. – Клейма нет, да и таких длинных стрел в Башне не делают.
– Стреляли из лука, а не из арбалета.
Бес указал глазами на крышу конюшни:
– Похоже, оттуда. И твою ошибку учли: из лука мог выстрелить любой смерд, и наверняка такой есть на примете у молчунов.
– Кто-то выслеживал меня сегодня ночью, – сказал Туз.
Бес насторожился:
– Сутулый вернулся сегодня утром с пробитой рукой – не твоя ли это работа, сержант?
– Значит, молчуны. – И без того мрачное лицо Туза потемнело еще больше. – Капитану жаловаться не будем, сами разберемся.
Сержант нервно прохаживался по плацу, бросая на крикунов сердитые взгляды. Крикуны старались изо всех сил, но угодить сержанту сегодня было трудно. Тревожные мысли гудели в его голове, как жирные надоедливые мухи. Мысли были мутные, неприятные, и он гадливо морщился, зло похлопывая плетью по голенищу кожаного сапога.
О стреле он почти не вспоминал. Откровенная враждебность молчунов была привычной и не слишком тревожила. Гильдис занимала его сейчас. Туз, выросший на границе, воспринимал другой мир как нечто раз и навсегда враждебное, подлежащее немедленному уничтожению. Даже слова капитана о некогда большом едином мире не убедили его. Неведомый мир перестал быть родным, и именно оттуда вырывалась ненавистная сила, крушившая все на своем пути, и за обуздание которой приходилось расплачиваться жизнями меченых.
– Чужой! – Туз выругался вслух и ударом ноги выбил меч из руки крикуна. Крикун слабо охнул и отступил на шаг. Вторым ударом, в плечо, Туз отбросил мальчишку далеко в сторону. Крикун опрокинулся на спину и ошалело уставился на сержанта.
– От чужих тебе пощады не будет. – Туз рывком поставил крикуна на ноги. – Меченый даже мертвым не должен выпускать мечи из рук, на том свете пригодятся.
Крикуны сдержанно засмеялись. Сержант отдал команду и мальчишки, разбившись на пары, принялись азартно атаковать друг друга. Туз привычным взглядом выискивал ошибки и почти машинально отдавал необходимые команды.
Туз вспомнил вдруг лицо Соболя, прежнего капитана Башни, перекошенное болью, страшное в своей всепоглощающей ненависти. Вспомнил себя тогдашнего, на молодом еще Гнедом, вспомнил Беса, Сурка, Рамзая, таких же, как он сам, крикунов, последний оплот Башни. Если бы Соболь и те несколько последних уцелевших, изодранных стаей, но еще державшихся в седлах меченых не успели зажечь огненный заслон, тогда умирать пришел бы их черед. Туз вспомнил владетелей, отводивших дружины от последнего рубежа в страхе перед наседающей стаей. Благородный Гольдульф и его не менее благородные соседи оставляли крикунов Башни в одиночестве умирать у последнего круга. Нет, ярл Хаарский далеко не был так любезен тогда, как это было в последний раз в Ожском замке. Если бы не решительность Лося, последнего уцелевшего лейтенанта, кто знает, не рискнули бы владетели в ту ночь навсегда покончить с ненавистной Башней.
Крикуны завершили занятия и разошлись, а Туз все продолжал бродить по опустевшему плацу, загребая пыль тяжелыми сапогами.
Черные тучи, почти касаясь лохмотьями земли, навозными мухами ползли по небу, закрывая солнце. Поднявшийся ветер не давал костру разгореться. Туз морщился от едкого дыма, разъедающего глаза, и тихонько ругался сквозь зубы. Топот копыт он услышал, но головы не повернул, не бросился, как это было всегда раньше, навстречу любимой, а только еще больше помрачнел и устало вздохнул.
– Вот. – Гильдис бросила золото на траву.
Сержант равнодушно поднял слитки и перебросил их из ладони в ладонь, определяя вес.
– Тяжелые.
Гильдис опустилась рядом с Тузом и провела рукою по его плечам. Меченый не откликнулся на ее ласку: покусывая сорванную травинку, он сосредоточенно думал о чем-то своем.
– Что случилось? – спросила она.
Туз не выдержал ее вопрошающего взгляда и отвел глаза. В груди его закипало раздражение – что она о себе воображает, эта девчонка? Он, сержант Башни, должен бросить товарищей и, пренебрегая долгом, бежать за ее круглой задницей на край света. Вот уж действительно истинная дочь ярла Хаарского, который из-за куска золота готов поставить Лэнд на край гибели.
Гильдис вскочила на ноги:
– Ты говорил, что для бегства нужны средства – я их принесла.
– Это золото подарил тебе отец, чтобы ты убежала с меченым?
Гильдис растерянно молчала, глядя на Туза почти с испугом.
– Золото принадлежит Башне, твой отец просто украл его.
Гильдис с размаху ударила его по лицу, кровь тонкой струйкой побежала по подбородку меченого.
– Это ты зря, – сказал он, медленно поднимаясь с земли.