Не дожидаясь, пока греки выстроят свой обычный боевой порядок, в качестве фланговой кавалерии используя турецких всадников, он дал команду перестроиться для атаки.
Первый ряд — четырнадцать человек — составили тяжеловооруженные рыцари, в том числе Дмитрий, и сам де Каррас. Они стали стремя в стремя, и, по команде предводителя, опустив копья, все ускоряющимся шагом начали спускаться с холма. Вслед за ними, строем пошире, обнажив мечи и приготовившись к рубке, двинулись оруженосцы и конные сержанты.
Кони, пришпориваемые седоками, перешли на рысь. Де Каррас при этом дико закричал:
— Держать строй! Каждый выбрал цель для копья! Строй не ломать! Забрала всем закрыть! За Морею!
Брошенный клич был подхвачен всеми тремя сотнями франков. Он повторялся снова и снова, и в конце концов, перерос в жуткий и всесокрушающий рев. Лошади перешли на галоп и разогнались настолько, что не смогли бы остановиться, даже если бы этого захотели.
Завидев начало движения, греки выдвинули на переднюю линию лучников. Вид атакующих рыцарей, закованных в броню, очевидно, произвел на лучников, толком не успевших понять, что к чему, устрашающее впечатление — единственный навесной залп оказался неточен, и вреда приближающемуся отряду франков не нанес.
Удар разогнавшейся лавины был страшен. Все, что запомнил Дмитрий, у которого от привычного предчувствия боя, кровь ударила в голову, были жуткий грохот и храп лошадей, разлетающиеся в стороны щиты и доспехи, падающие с коней тела. Его копье с тяжелым железным наконечником вошло в щит какого-то пехотинца, пронзило его насквозь, достало стоящего за ним второго солдата и с треском сломалось. Еще двое из задних рядов отлетели назад как набитые мешки на учениях, а троих пехотинцев сокрушил своими копытами разъяренный от вида крови дестриер Мистраль.
Отбросив бесполезный обломок, Дмитрий проскакал по инерции еще несколько локтей, и оглянулся назад. Эскадрон пробил и разрушил греческий боевой порядок, в считанные мгновения превратив его в перепуганную и неуправляемую толпу. Ядро армии противника — тяжелые греческие конники и пехотинцы были смяты и почти полностью уничтожены.
Несколько рыцарей, которые ухитрились каким-то непостижимым образом сохранить свои копья, выстроились в ряд, и такой же нарастающей рысью с переходом на галоп, снова ринулись на врага. Прочие, а с ними и Дмитрий, по команде де Карраса обнажили мечи и широким фронтом стали добивать рассеянного противника.
После того, как морейцы с копьями дважды обрушились на беспорядочно сопротивлявшихся греков, а также попытавшихся пойти в контратаку почти не защищенных от тяжелых копий и мечей турок, в стане противника началась паника. И конные, и пешие, роняя на ходу оружие и доспехи, ударились в бегство.
— Ну и что же произошло дальше, сир? — чуть не закричал разгоряченный рассказом ле Бон.
— Дальше, — продолжал Дмитрий, — мы по команде де Карраса атаковали центральный шатер, рядом с которым находились предводители войска, посланного константинопольским императором. Турки, по своей привычке, немедленно покинули поле боя, а Михаил Кантакузин, окруженный нами со всех сторон, сражался до последнего, и, не пожелав сдаться в плен, погиб. От его меча пал наш несчастный Бове, так и не вернув себе звание капитана.
— А что же с трофеями, вы участвовали в разделе добычи, сир? — снова подал голос Ставрос. Его мало интересовали перипетии битвы, но вопрос с трофеями настолько волновал бравого управляющего, что он еле дождался той секунды, когда не нарушая приличий можно было задать сеньору самый главный, по его мнению, вопрос.
— Этим же вечером, — отвечал Дмитрий, — похоронив убитых, мы занялись разделом честной воинской добычи. Но я в этом не участвовал, так как был отправлен де Каррасом в Андравиду с вестью о победе. Не беспокойся, Ставрос, — Дмитрий с улыбкой посмотрел на своего управляющего, готового испустить последний вздох, — как выяснилось через несколько дней, твой приятель Хакенсборн представлял своего сеньора, и получил по жребию три комплекта отличных доспехов, а также нашу долю из захваченной казны. Если прибавить к этому двух знатных пленников, которых я захватил во время битвы — получается, что мы вернулись с замечательными трофеями.
Один из них сразу же выплатил выкуп и отправился восвояси, а второго я отпустил и даже сделал своим новым оруженосцем. Это венгр Тамош, с которым мы служили у Балдуина в Константинополе. Оставшись без дела, он нанялся к Кантакузину, и был бы убит в схватке, если бы я не узнал его и не оглушил, ударив плашмя мечом.