Но сейчас комнаты пустовали. Точнее, пустовали две из них. А третья, самая дальняя, расположенная как-то совсем особняком, хранила в своем темном и сыром нутре некую тайну. Узнав про содержимое этой камеры, многие, если не сказать, что все, из высшего света отвернулись бы от нового хозяина так называемого особняка Демидова. Но узнать про это не дано было никому, ибо всё хранилось в строжайшем секрете.
В комнате расположилась вмонтированная в боковую стену железная кровать. А на ней лежал человек, скованный не только кандалами, но и мощными заклятиями. Эта мера была на первый взгляд излишней, поскольку в этом человеке совсем не было магии. Но если бы вы в подробностях узнали про прошлое этого таинственного заключенного и про его возможности, то, вероятно, не удовольствовались бы и таким мерами предосторожности, а сразу бы для верности лишили его возможности передвигаться, аккуратно перерезав те немногочисленные сухожилия, которые отвечают за эту жизненно важную функцию человеческого организма.
Человек спал. Не то чтобы он сильно этого хотел. Скорее, он даже пытался сопротивляться этому. Но у него не было ни единого шанса противостоять охватившему его забытью. Он спал потому, что я так решил. И сейчас я шел, чтобы разбудить его. И когда я его разбужу, то ему не понравится то, что он увидит, услышит, а затем и почувствует. Он пожалеет о том, что так яростно хотел проснуться.
Мои шаги отражались гулким эхом от высоких сводов подвала. Со мной шел Игорь. Мой помощник и напарник, который всюду меня сопровождал с того самого момента, как я покинул приграничье. Когда-то он был в точно такой же ситуации, что и тот узник, дожидавшийся сейчас своей участи. Хотя, если уж быть совсем честным, ситуации все-таки были разными. Отличались они одной очень важной деталью: у Игоря был шанс выжить. У того человека, к чьей камере я сейчас приближался, таких шансов не было. Проще говоря, у него не было ни единого шанса на выживание.
Идеально смазанная дверь бесшумно открылась. Первым вошел Игорь и поставил сбоку от входа небольшой кейс, который принес с собой. Кейс был абсолютно черным, если не считать маленького серого овала на его центральной части, в котором красовался темный оттиск шипастой розы.
Я вошел следом за Игорем и окинул брезгливым взглядом лежащего на кровати человека. На нем была надета идеально-белая рубашка с высоким накрахмаленным воротником, темно-синие брюки и черные ботинки. Глядя на его безупречную одежду, создавалось впечатление, что он явился в эту комнату добровольно и сам улегся на неудобную железную кровать, покрытую старым и тонким тюфяком.
Я протянул руку к распростертому передо мной телу и еле слышно прошептал несколько слов. В следующую секунду веки спящего едва заметно затрепетали, а потом резко открылись. Глаза пленника бешено завращались, а руки и ноги стремительно задергались в бесплодных попытках освободиться.
Я ждал. Ждал, когда человек осознает постигшую его участь, успокоится и станет задавать вопросы. И он осознал, успокоился, но разговор начинать не спешил. Вместо этого, яростно уставившись на меня с Игорем, он повернул голову в нашу сторону и злобно сплюнул.
Признаться, я ожидал чего-то подобного. И, если честно, эта реакция значительно упрощала все дальнейшее дело. Я криво ухмыльнулся и засунул руку во внутренний карман смокинга. Через секунду оттуда показался небольшой лист бумаги. Это была фотография. На ней была изображена счастливо улыбающаяся молодая девушка с длинными светлыми волосами. Я приклеил фото на стене напротив кровати, чтобы лежащему хорошо было его видно. А над фото прикрепил небольшой светодиодный фонарик. Он понадобится, когда комната погрузится во тьму. Использовать для такой мелочи магию я счел нецелесообразным.
— Так вот из-за кого вся эта канитель. Из-за мерзкой, поганой шлюхи! — Под высоким сводом камеры загуляло эхо хриплого издевательского смеха.
Признаться, я уже отвык от этой весьма грубой манеры вести разговор, которая была присуща некоторым представителям низших сословий, сумевшим выбиться в люди. Слова пленника сильно резали по ушам. И, по всей видимости, не только мне. Игорь тоже едва заметно поморщился.