Граф Доронин после этих слов побледнел еще сильнее. Титаническим усилием воли он взял себя в руки, резким движением оправил за лацканы свой фрак и, холодно глянув на князя Зубова, ледяным голосом спросил:
— Так вы принимаете мой вызов, сударь? Или же прилюдно отказываетесь, признав при этом не только свою вину, но и позорную трусость?
Князь Зубов смерил своего, теперь уже, по всей видимости, бывшего, адъютанта презрительным взглядом и ответил:
— Если вы так этого желаете, то будь по-вашему. Хоть мне и не доставит абсолютно никакого удовольствия убийство больного человека. Последний раз прошу вас одуматься и немедленно обратиться к врачу. Иначе, боюсь, вы можете стать опасны и для себя, и для окружающих.
— Мне не о чем дальше с вами говорить, низкий вы человек, — на этот раз более сдержанно ответил граф Доронин. — Остальные вопросы решат эти господа, — и он указал головой в сторону сопровождавших. — Я согласен на любые условия и время, но не позднее завтрашнего дня. — Андрей Филиппович холодно и нервно откланялся, а затем порывисто вышел из фойе.
Вокруг повисла напряженная тишина. Все взгляды были обращены к князю Зубову. Его супруга, белая, как мел, нервно сжимала руку своего мужа и глядела перед собой стеклянным, ничего не выражающим, взором.
— Прошу вас, господа, пройти в мою ложу. Там мы сможем обсудить детали, — дрожащим от еле сдерживаемого гнева голосом произнес генерал-губернатор и, развернувшись, двинулся вместе с женой к выходу из фойе. Два господина в строгих черных костюмах последовали за ним.
Мы с Елизаветой Михайловной переглянулись.
— Я, Александр Андреевич, конечно, не в курсе всех ваших планов, — кокетливо взглянув на меня, произнесла она, — но то, что я вижу, мне очень нравится. Вы определенно слов на ветер не бросаете.
— То ли еще будет, Елизавета Михайловна, — ответствовал я, уводя свою прелестную спутницу в сторону входа в литерную ложу. — То ли еще будет.
Дуэль была официально назначена на семь утра следующего дня. Местом проведения выбрали Марсово поле. Специально для таких мероприятий там возводился пуленепробиваемый магический барьер. Сообщение о предстоящем поединке было, как и положено в таких случаях, размещено на сайте дуэльного вестника, а также на многочисленных новостных каналах и страничках в сети. Приглашались все желающие. В качестве оружия князь Зубов выбрал пистолеты. Расстояние между барьерами было намечено в десять шагов, а дистанция, с которой дуэлянты начнут сходиться — в двадцать. Одним словом, все было решено сделать по классике.
Без преувеличения можно сказать, что вся северная столица была взбудоражена этой неожиданной новостью. Не только в высшем свете, но и среди простого народа ходили различные слухи и толки, касающиеся причин предстоящего поединка. И, к слову сказать, находилось много тех, кто верил словам графа Доронина и всем сердцем сочувствовал ему.
К поединку начали готовиться загодя. На Марсовом поле возвели многоярусную трибуну с местами для почетных и высокопоставленных зрителей. Предприимчивые торговцы арендовали торговые места рядом с местом поединка, чтобы заранее установить свои передвижные палатки и павильоны. А телерепортеры, еще с ночи застолбив самые удачные позиции для съемки, развернули на Марсовом поле целый лагерь.
Однако, ближе к утру весь город, а точнее тех, кто в это время не спал, облетела еще одна шокирующая новость. Она, признаться, привела в немалое расстройство всех, кто рассчитывал извлечь прибыль из предстоящего мероприятия. Остальных же эта новость повергла в такое невероятное возбуждение, что они, без малейшего зазрения совести, разбудили тех, кто к этому времени еще спал и находился в счастливом неведении.
Оказалось, что граф Андрей Филиппович Доронин никак не сможет принять участие в им же намеченном поединке. И причина для этого была весьма веская и абсолютно неустранимая. Все дело в том, что граф был найден мертвым в своем собственном кабинете. Покинул он этот бренный мир из-за маленькой пули, которая совершенно неожиданно вошла через височную кость в его мозг. Выпущена она была из пистолета с глушителем, который валялся тут же на полу справа от тела.
На столе, за которым в своем любимом кресле был обнаружен труп графа, лежала записка, начертанная, как потом подтвердила экспертиза, рукой убитого. Гласила она следующее:
'Придя в себя после своего временного помешательства и с горечью осознав, какую ужасную и непростительную ошибку совершил, я не могу принять иного решения, кроме этого. Надеюсь, мой поступок сохранит честь моей семьи и послужит достаточным извинением за то чудовищное оскорбление, которое я нанес своему благодетелю и покровителю, его превосходительству генерал-губернатору Зубову Михаилу Петровичу, а также моей горячо любимой супруге. Напоследок хочу заверить всех причастных, что мои слова, сказанные в приступе безумия в стенах Александрийского театра, являются абсолютной ложью от начала и до конца.