— Я задержан? На каком основании? — стараясь сохранять хладнокровие, спросил Михаил Андреевич.
— Мы все вам сообщим, когда вы сядете в фургон. — В голосе графа Воронова прозвучали стальные нотки. — Не усложняйте ваше положение, Михаил Андреевич, и не заставляйте нас применять силу. — Человек в черном бросил многозначительный взгляд на два лежащих у ног князя Филатова тела, которые под воздействием мощнейшего заклинания стали быстро превращаться в кучки праха.
Михаил Андреевич мельком взглянул на своих бывших телохранителей и тут же нервно сглотнул. Бежать ему было некуда, а сопротивляться — бесполезно.
— Хорошо, господа. Но, может, вы хотя бы предъявите свои документы?
Граф Воронов приблизился к Михаилу Андреевичу и протянул свою правую руку. На ней князь с огромным изумлением увидел перстень, камень которого переливался фиолетовым сиянием. Тонкие линии причудливо складывались в личный знак Императора Михаила Александровича Романова. Эта регалия являла собой непреложный символ неограниченной власти, дарованной императором его носителю.
Михаил Андреевич молча поклонился и в сопровождении графа Воронова покорно проследовал в черный фургон. Когда его дверь закрылась, машина, недовольно проурчав двигателем, неторопливо покатила по внезапно опустевшей улице. С того места, где только что стоял князь Филатов, слетела тонкая магическая пелена, скрывавшая от случайных прохожих все происходящее у дверей «Царской охоты». А внезапно налетевший порыв ветра разметал по мостовой две небольшие кучки праха, докончив работу по выполнению секретного задания императора.
Глава 21
Князь Зубов сидел у себя в кабинете, рассеянно просматривая последний полицейский отчет по губернии. Поиски бастарда графа Волкова так ни к чему и не привели. Он как в воду канул. Генерал-губернатор искренне надеялся, что тот навечно сгинул в диких землях. В восставших поместьях были проведены тотальные чистки с массой вынесенных и приведенных в исполнение смертных приговоров. Новые владельцы, которым были дарованы конфискованные земли, постепенно вступали в свои права, выжигая каленым железом тех, до кого не дотянулась карающая рука генерал-губернатора. Одним словом, по стойким ощущениям Михаила Петровича, жизнь в его губернии постепенно налаживалась.
Однако, как это не печально, этого нельзя было сказать о жизни самого Михаила Петровича. Он уже битый час сидел как на иголках. Михаил Петрович ждал очень важного телефонного звонка. Звонка, который мог бы подарить ему долгожданное спокойствие и вернуть хорошее настроение.
Но телефон молчал. И это подозрительное молчание не давало генерал-губернатору покоя. Он раздраженно отбросил в сторону опостылевший отчет, вскочил с кресла и принялся мерить шагами кабинет.
— Нет! Это уже ни в какие ворота не лезет! — наконец, нервно воскликнул он, воздев руки к потолку. — Каким бы негодяем не оказался в итоге граф Доронин, но он был поистине незаменимым человеком. — В голосе генерал-губернатора прозвучали нотки сожаления. — А теперь все приходится делать самому! — И он, достав из кармана телефон, начал, было набирать какой-то номер.
И тут Михаила Петровича осенила одна очень светлая и весьма приятная мысль. Глубоко задумавшись, он так и замер с телефоном в руке.
— Интересно, а сколько князь Островский платит этой прелестной баронессе Рогозиной? — увлеченно пробормотал он себе под нос. — Впрочем, сколько бы он ни платил, я могу предложить больше. А взамен могу вполне получить отличную замену графу Доронину. Да и еще с весьма наиприятнейшим бонусом!
Эта идея так захватила Михаила Петровича, что он тут же убрал телефон обратно в карман и начал дальше, только теперь уже вальяжно и размеренно, шагать по кабинету, представляя себе во всех пикантных подробностях этот самый приятный бонус.
Из сладостных грез его вырвал телефонный звонок.
— Ну наконец-то! — воскликнул Михаил Петрович и взял трубку. — Слушаю!
— Дело сделано, ваше превосходительство, — прозвучал на той стороне приглушенный голос.
— Поподробнее, милейший, — нервно проговорил генерал-губернатор.
— Ваше превосходительство должны понимать, что это не телефонный разговор.
— Да как ты смеешь так со мной разговаривать⁈ — вспылил находящийся на взводе Михаил Петрович. — Я сам решу, что можно, а что нельзя говорить по этой линии. Детали сделанного дела! И немедленно!
— Пациент принял прописанное лекарство, — сухо ответил голос на той стороне провода. — Оно подействует в течение шести часов. После этого больному значительно полегчает, и ничья помощь ему уже не понадобится.