Дальнейшую речь Сухорукова никто уже не услышал. Его вывели из зала и потащили в полицейский участок.
— Заседание суда объявляется закрытым, — сказал Константин Викторович Устинов.
Зрители покидали здание чуть ли не бегом. Всем хотелось посмотреть, как ведут Сухорукова. Народ жаждал устроить ему позорное шествие.
— Получилось, племянник, — прошептал Олег. — У нас получилось, Грифон нас раздери!
— Да, выкрутились, — улыбнулся я. — Справедливость восторжествовала. Правда, я всё же не хотел, чтобы тебя наказывали. Почему ты не сделал так, как я просил?
— Я хотел, Алексей, правда, — вздохнул Олег. — Но потом посмотрел на то, как вы с Шацким рискуете своей жизнью… И понял, что если буду после этого прикрывать свою шкуру, то потом почувствую себя каким-то жалким дождевым червём. Грешен, за это и расплачусь.
— Алексей Александрович, — прервал наш разговор унтер-офицер Сапрыкин. — Можно вас на пару слов?
— Да, унтер-офицер, — кивнул я. — Чего хотели?
Последняя наша беседа закончилась тем, что Сапрыкин выразил желание меня казнить. Интересно, что же он скажет теперь?
— Я допустил ошибку, поэтому каюсь и прошу у вас прощения, — склонился он. — Настоящего защитника Владыкино я оклеветал, назвал убийцей, разбойником! Если желаете написать на меня жалобу, я не стану вас осуждать.
— Не стоит, унтер-офицер, всё в порядке, — ответил я. — Хоть это и было для меня оскорбительно, но как лекарь я прекрасно понимаю, на что способен человек, потерявший близких. Все свидетели были против меня. Я не могу винить вас в произошедшем.
— Это очень великодушно с вашей стороны, — вздохнул он. — Я могу отплатить вам лишь одним. Ваш дядя не будет горбатиться вместе с остальными осуждёнными в Садах. Я свяжусь со знакомыми, попрошу, чтобы эти четыре месяц он работал лекарем.
— Было бы очень кстати, — улыбнулся я. — Благодарю вас, унтер-офицер.
— Просто… Я очень хорошо понимаю вашего дядю. Он чуть не потерял ребёнка. Боюсь, что на его месте я бы и сам пошёл против закона, — признался Сапрыкин.
— Как и все мы, — согласился я. — Рад, что мы с вами не скатились во вражду.
— Взаимно, Алексей Александрович, — сухо улыбнулся Сапрыкин. — Если что-то понадобится — обращайтесь.
Что ж, всё закончилось не так уж и плохо! Меня оправдали, а дяде предстоит поработать лекарем в Садах. Как я понял, это — село, где трудятся осуждённые по лёгким статьям. Фактически, свободу он не потеряет. Просто будет вынужден отработать за своё преступление.
Остаётся решить главный вопрос.
Куда, чёрт подери, делось огненное кольцо Кособокова⁈
Сухорукова провели через толпу людей к участку. Люди плевались в него, бросались камнями и гнилыми овощами. И даже городовые не могли этому препятствовать. А точнее — не стали.
Патологоанатома бросили за решётку, в которой не оказалось ни окон, ни вентиляции. Холодная, мокрая комната. Его последнее пристанище перед отправлением в тюрьму.
— По крайней мере, я успел насолить Хопёрску… — прошептал он себе под нос. — Успел создать несколько семян некротики. Скоро они взрастут.
Призраки продолжали преследовать неопытного некроманта. Нашёптывали ему свои приказы. Пугали и угрожали Сухорукову. Но он уже к этому привык. Его разум давно помутился из-за их голосов.
Полицейские ушли, оставив его наедине с голосами в голове. По крайней мере, так Сухорукову казалось поначалу. На самом деле рядом с его камерой остался один человек, который молча взирал на заключённого из темноты.
А затем щёлкнул замок. Неизвестный распахнул камеру. Сухоруков удивлённо поднял взгляд, осознав, что один из полицейских только что открыл ему путь к свободе.
— Неужто у меня всё же нашлись последователи? — улыбнулся некромант.
Городовой молча подошёл к Сухорукову, а затем произнёс:
— Во Владыкино жила моя супруга, — голос полицейского был холоден. — Она носила моего ребёнка, когда их обоих убил твой мор.
Когда Сухоруков осознал, что свободу ему никто предлагать и не думал, было уже слишком поздно. В его сердце всадили нож.
Он упал на холодный камень, но всё ещё не потерял надежду. Потянулся к своей магии, заставил ядра вибрировать. Пожелал воскресить самого себя.
Но опыта для такого трюка у патологоанатома оказалось слишком мало. Вскоре его магия угасла, а вместе с ней исчезла и жизнь в его теле.
В зале суда осталось всего четыре человека. Я, мой дядя, Кораблёв и Устинов.
Пока судья заполнял протокол заседания, главный лекарь подошёл к нам с Олегом и произнёс: