А что потом с ней сделает бабушка?!
Мысли лихорадочно неслись в голове, Мара не осмелилась ослушаться, юркнула за дверь и едва не получила этой самой дверью по попе.
В свою кровать Мара не вернулась. Осталась стоять у двери, силясь понять, что же там происходит. Акустика на даче была отличная, так что по идее Мара должна была все услышать. Но разобрать слова почему-то не получалось. Может, от волнения и звона в ушах Мара не могла сосредоточиться, а может, потому что Кирилл с Настей и бабушкой уже не стояли перед домом.
“За забор, что ли, ушли?”, — гадала девочка. Все, что она могла услышать — это только громкие недовольные возгласы. Сложно было даже разобрать, кому они принадлежали. А потом все разом стихло. Мара напрягла слух. Тишину разорвал звук мотора. Маленькое сердечко затрепетало в груди.
Кирилл уехал! Вот и все! Мара стояла, обняв себя за плечи. Он уехал! Из-за бабушки! Это она! Как она могла?! За что?!
Тяжелые шаги раздались на лестнице, Мара едва успела убежать в свою комнату. В доме воцарилась тишина, только утром Мара узнала, что произошло.
Из кухни как обычно пахло оладьями, но жарила их не Настя, а бабушка. Мара старалась ступать как можно тише, хотела выскочить на улицу, но не получилось.
— Давно она с ним снюхалась? — не оборачиваясь, спросила бабушка. — Иди сюда, Марыся!
Тоскливо посмотрев на дверь, Мара вошла в кухню и села за стол. Она чувствовала себя предательницей. Если бы она не подглядывала за Настей и Кириллом, может, бабушка и не узнала ничего.
— Я тебя спрашиваю! — бабушка обернулась, и Мара впервые увидела ее такой — бледной и злой. Еще и волосы были спутанные. — Давно Настя с этим уродом встречается?
— Это он-то урод? — Мара позабыла весь свой страх и с негодованием вскочила со стула. — Да он самый красивый, самый-самый! Как ты можешь этого не видеть?!
— Ну вижу я намного больше тебя, да и Настьки. Вот же дура-то! — Бабушка схватила сковородку и яростно стряхнула оладьи на тарелку. — Наплачется она с ним, ох, наплачется! Жизнь ей поломает!
— Да почему? — осторожно спросила Мара, поняв, что слишком сильно ее ругать не будут. Да и выяснить надо было, куда пропала тетя. Дома она точно не ночевала. Поссорились они, что ли, так сильно? Ну значит, мириться надо. Как по-другому-то?
— Потому что! — отрезала бабушка, вытирая глаза ладонью. — Маленькая ты еще, чтобы понимать. А эта дуреха! Ноги ее здесь больше не будет! А если к тебе сунется без меня, мне сразу скажи, ясно?!
— Ясно! — Мара была напугана и ничего не понимала. — А Настя… она…?
Запнулась, так и не решившись спросить. Вместо этого сказала то, что волновало ее не меньше, чем исчезновение тети:
— Почему ты Кирилла назвала уродом? Разве он страшный?
Бабушка вылила оставшееся тесто на сковородку, потом вытащила из холодильника сметану и варенье и велела Маре набрать воды в чайник.
— Ешь давай! — приказала она. — Страшный Кирилл, Марочка, очень страшный. Подлец он. Маленькая ты, не понимаешь, да и Настя моя… Я же ее специально отправила учиться в Сибирь! Думала, отважу его от нее, может, она там парня хорошего найдет, влюбится. И нет, опять прицепился к ней! Подлец он, себя только любит. У него таких как Настя. Бросит ведь, наиграется, чтобы меня позлить и бросит! А она, дуреха, с ним вчера уехала! Мать бросила! На мужика променяла! Тьфу на нее!
Бабушка и правда плюнула на пол. И тут опомнившись, виновато посмотрела на внучку.
— Вырастешь — поймешь. Запомни, красивый мужик всегда только себя любит, никогда ни мужем хорошим не будет, ни отцом, — в сердцах бросила бабушка. Она на Мару и не смотрела даже. — Мозги только крутит да душу всю вытрясет. Сколько раз я Насте говорила, а ей что в лоб, что по лбу! Ну может, хоть ты поймешь. Да что там: все мы, дуры такие, на рожу смазливую ведемся, а потом все жизнь ревем. И Настя вот… Да сколько раз ей люди добрые говорили, что гулящий этот Кирилл, не работает толком нигде, диплом родители ему купили, а толку?! Да видно же, что дерьмо человек!
Мара слушала и молчала. Осторожно отодвинула тарелку с оладьями в сторону и медленно выползла из-за стола. Бабушка даже не заметила этого. Она продолжала разговаривать больше с собой, чем с внучкой.
— И не женится он на ней! Сдалась она ему! У нее же ничего за душой нет! А он привык на широкую ногу жить. Родители-то у него не миллионеры, альфонс…
— Неправда это! — шептала Мара себе под нос, когда осталась одна. — Неправда!
Обида застилала глаза, слезы лились по щекам, так ей больно было за Кирилла и Настю. Она не поверила ни одному бабушкиному слову. Запомнила все, но не поверила. Хотела даже сбежать с дачи, но где искать тетю и ее жениха она не знала.