- Мистер Корф, мистер Корф, - зачирикала она, - вы не знаете, где можно купить свечи? Объездила с десяток магазинов - все распроданы. Это просто ужас, вы не находите?
Но по заблестевшим глазкам было видно, что мисс Чикеринг говорит неправду, что ей, как и остальным людям нашего круга, было ужасно интересно и забавно. Поиски свечей и те показались нам необыкновенным приключением. Мы объездили весь город и лишь в рабочем квартале, южнее Маркет-стрит, в какой-то крохотной бакалейной лавке нашли свечи. Мисс Чикеринг думала ограничиться одной коробкой, но я убедил ее взять четыре. Сам же я купил дюжину коробок. Кто знает, насколько еще затянется забастовка! Кроме того, я доверху загрузил свой просторный автомобиль несколькими мешками муки, дрожжами, консервами и другими столь же необходимыми припасами. Руководство покупками взял на себя Хармед, он суетился и кудахтал, точно хлопотливая наседка.
Самое любопытное в первый день забастовки было то, что никто не принял ее всерьез. Все от души смеялись над опубликованными в утренних газетах заявлениями профсоюзных лидеров о том, что забастовка продлится не меньше месяца, а то и все три. Мы, по правде сказать, в тот же день могли бы догадаться, что забастовка рассчитана надолго, ибо рабочие, не в пример остальным, не кинулись запасаться продуктами. Им это было ни к чему. За много месяцев наперед каждый из них втайне от хозяев очень искусно устроил себе личный склад провизии. Потому мы и смогли делать покупки только в рабочих кварталах.
Но по-настоящему я встревожился лишь тогда, когда днем приехал в клуб. Там царило полное смятение. Коктейли подавали без маслин, обслуживали медленно и как-то нерасторопно. Собравшиеся были явно обеспокоены, иные едва сдерживали гнев. Еще у входа я услышал гул голосов. На своем обычном месте, в курительной комнате, восседал в кресле генерал Фолсом и, поглаживая пухлый живот, отбивался от полдюжины наседавших на него джентльменов, которые требовали, чтобы он немедленно принял какие-то меры.
- Я сделал все, что мог, - говорил он. - Из Вашингтона не поступало никаких распоряжений. Если вам, джентльмены, удастся телеграфировать моему начальству, я сделаю все, что мне прикажут. Иначе я не могу ничего предпринять. Утром, узнав о забастовке, я первым делом вызвал войска из Президио, три тысячи человек. Они охраняют банки, Монетный двор, почтамт и все общественные здания. Беспорядка пока не наблюдается. Забастовщики держатся мирно. Не могу же я стрелять в них просто так - вырядились, точно на праздник, и высыпали на улицы со своими чадами и домочадцами.
- Интересно, что творится сейчас на Уолл-стрит? - услышал я голос Джимми Уомболда, когда проходил мимо. Можно понять озабоченность Джимми: совсем недавно он скупил порядочное количество акций "Консолидейтед-Вестерн".
- Послушай, Корф, - подбежал ко мне Аткинсон. - У тебя машина на ходу?
- Да, - ответил я. - А что с твоей?
- Что-то сломалось, а мастерские закрыты. Понимаешь, моя жена застряла где-то около Траки. Телеграмму не пошлешь ни за какие деньги. Она должна была приехать вечером. Может быть, умирает там с голоду! Одолжи, пожалуйста, машину.
- Бесполезно, - вмешался Холстед. - Все равно через залив не переправиться. Паромы не ходят. Однако я знаю, что делать. У Роллинсона... Эй, Роллинсон, подойди-ка сюда на минутку! Аткинсону нужно переправить машину через залив. У него жена в Траки. Не можешь ли ты вызвать из Тибурона "Ларлетту", чтобы перевезти автомобиль?
"Ларлетта" - океанская прогулочная шхуна водоизмещением двести тонн.
Роллинсон в раздумье покачал головой:
- Пожалуй, сейчас не найти грузчиков, чтобы поднять его на борт, даже если бы было кому вести "Ларлетту". Ведь весь экипаж, члены Союза моряков, тоже побросал работу.
- Но моя жена, наверно, умирает с голоду, - хныкал Аткинсон.
Я направился дальше. В другом углу курительной группа озабоченных джентльменов окружила Берти Мессенера, горячо убеждая его в чем-то. А Берти с присущим ему хладнокровием насмешливо подзадоривал их своими циничными замечаниями. Берти Мессенер плевал на забастовку. Ему на все было наплевать. Он был равнодушен ко всему и пресыщен - радостями жизни по крайней мере; что до горестей, то они вовсе не привлекали его. Он стоил двадцать миллионов, вложенных в надежнейшие предприятия, и за всю жизнь не поработал и часа - денежки ему достались от отца и двух дядюшек. Где он только не побывал, чего не перевидел, чего не перепробовал, и единственно не успел жениться, несмотря на решительную и упорную осаду нескольких сотен тщеславных мамаш. Много лет он был самой желанной приманкой, которую никому пока не посчастливилось схватить. Он был до неприличия выгодной партией, ибо, помимо богатства, выделялся молодостью, красотой и безукоризненной репутацией. Отличный спортсмен, юный белокурый бог, ему с завидной легкостью удавалось все, в том числе и избежать уз брачного союза. У него, начисто лишенного честолюбия и страстей, не возникало и мысли сделать то, в чем он мог успеть лучше других.
- Но это же бунт! - плакался один из собеседников Берти Мессенера; другой назвал забастовку восстанием и революцией; третий - разгулом анархии.
- Ничего похожего, - возражал Берти. - Я все утро толкался на улицах - никаких беспорядков. Ни разу не видел таких законопослушных граждан. Нечего впадать в панику - никакая это не революция и не бунт. Просто всеобщая забастовка, как и объявлено. Теперь ваш ход, джентльмены!
- Мы примем игру, будьте уверены! - воскликнул Гарфилд, один из трамвайных магнатов. - Мы их поставим на место, этих грязных животных. Погодите, вот примется за дело правительство!
- Но где оно, ваше правительство? - язвил Берти. - Может быть, уже на дне океана. Мы ведь не знаем, что происходит в Вашингтоне. Не знаем даже, есть у нас правительство или нет.
- Ну, на этот счет можете не волноваться! - негодующе выпалил Гарфилд.
- Я ничуть не волнуюсь, уверяю вас, - с ленивой улыбочкой ответствовал Берти. - Скорее волнуетесь вы, друзья. Посмотрите-ка на себя в зеркало, Гарфилд.