— Я не серьезный. Я веселый и легкомысленный, — отозвался я.
— И ничего в ней нет, — уверила меня Элга. — Подумаешь, книги…
Мы расстались. Я не назначил Элге свидания, и она ушла разочарованная.
4
Днем было проведено короткое радиосовещание. Я доложил о квартире. У Августа мое сообщение восторга не вызвало.
— Случайность? — буркнул он. — Ладно. Разберемся. Подключим полицию. В конце концов, по документам ты — гражданин. Пусть обеспечат твою безопасность как гражданина.
Я выразительно молчал. Конечно, полиция могла бы кое-что выяснить, но, с другой стороны, тут же начались бы ненужные расспросы — кто? зачем? почему?
— Ладно, — проницательно посмотрел на меня Август. — Посмотрим. Это я беру на себя. Как ты считаешь, имеет смысл менять квартиру?
— Нет. Я засветился еще до входа в операцию. Утечка информации где-то на самом верху.
— Что еще?
Я рассказал о своих впечатлениях от Дома, сделав акцент на директоре и черноглазом парне, которого видел в танцевальном зале.
— Значит, ничего нового, — подытожил Август. Покашлял. — Работа по раскрытой группе тоже ничего не дала.
— Вы же одного взяли, — напомнил я.
— Как ты помнишь, включенные фантомы в случае провала кончают самоубийством, — сказал Август.
— Но ваш — жив.
— Пока жив. Была попытка выброситься из окна, попытка разбить голову о стену. Сейчас его держат в специальном помещении под непрерывным контролем. И конечно, он молчит. Это тоже в программе. И будет молчать. У МККР пять живых фантомов, они молчат уже полгода.
Он опять покашлял и сказал жестко:
— Плохо работаем. Прежде всего нам нужен старший группы. Не фантом. Не блокированный. Старший, который знает код включения программы.
— Или слово власти, — добавил я.
— Нам нужен старший, — как бы не слыша меня, повторил Август.
Потом мы немного поговорили с Кузнецовым. Он был настроен гораздо оптимистичнее, хотя и не объяснил почему. Мне показалось, что он чего-то недоговаривает, и я прямо сказал ему об этом.
— Терпение, Паша, — засмеялся Кузнецов. — Мне самому многое неясно. Не хочу тебя сбивать: смотри свежими глазами.
Я немного подумал и решил, что он ничего не знает. Просто морочит мне голову.
Вечером я поехал на Спектакль.
Говоря о популярности Дома, директор не преувеличивал. Уже за несколько кварталов до него движение было закрыто. Улицы заполняла разноцветная и удивительно тихая толпа. Я плечом раздвигал покорные спины. Когда вглядывался в лица, то видел, что в глазах у всех стояла глубокая тоска.
При входе дежурила полиция. Между оцеплением и толпой было метров десять свободного пространства. Чувствуя, как на мне фокусируются взгляды, я пересек его, назвал свою фамилию. Мне открыли турникет, и в это время из толпы выскочил длинный парень в комбинезоне с сотнями молний. Лицо у него было раскрашено флюофорами — правая щека мерцала красным, левая — желтым. Он пронзительно закричал: И меня! И меня! — и, растопырив ладони, кинулся в проход. Его перехватили. Он вырывался из рук, взметая синие волосы. Толпа смотрела безучастно. Полицейские изредка переговаривались.
Я поднялся наверх.
Зала как такового не было. В три несуществующие стены его било море. Тяжелые, отсвечивающие изнутри зеленью волны обрушивались на песок. Дул порывистый, пахнущий йодом, ветер. Соленые брызги летели в лицо. Море простиралось до горизонта и сливалось там с синим южным небом. В центре тянулась широкая песчаная отмель. Ее окружали джунгли — буйное переплетение узловатых стволов корней и глянцевых листьев. Скрипуче кричали невидимые птицы. Доносился перекатывающийся рык тигра.
По отмели прогуливались зрители, поглядывали на часы. Некоторые забредали в воду, долго смотрели на горизонт.
Сбоку от вдающейся в море песчаной косы тяжело покачивалось на волнах, скрипело старинное судно с двумя мачтами, на одной из которых бился на ветру черный флаг с черепом и костями. Борта его, украшенные причудливой резьбой, побелели от воды, медная обшивка позеленела, из квадратных амбразур выглядывали масляные дула пушек. На его носу деревянная женщина с распущенными волосами подалась вперед, открыв рот в беззвучном крике.
Меня окликнули. Особняком стояла группа людей во главе с директором.
— Как вам нравится? — спросил он.
— Чудесно, — ответил я.
На директоре был черный плащ до пят и черная же шляпа с большими полями. Такой же костюм был и на советнике, в котором тот походил не на пирата, а на толстого, всем довольного средневекового лавочника.
— Маскарад необязателен, — пояснил директор. — Это для лучшего вживания в роль.
— Ну что они тянут? — сморщила губки Элга. Красное бархатное платье ее переливалось жемчугом. По-моему, настоящим.
— Я не знаком со сценарием, — сказал я.
— И не нужно! — воскликнул директор. — Это же не стереофильм. Там — да — требуется знать сценарий, выучить реплики. А здесь вся прелесть в том, что сценарий неизвестен. Даже я его знаю только в общих чертах. У нас зритель — активное лицо сюжета. Он сам создает его.
— Что я должен делать?
— Что хотите. Абсолютная свобода! И к тому же, учтите: при любой, самой острой ситуации вам гарантируется полная безопасность. Поэтому что взбредет в голову, то и делайте. Вот Герберт, например, — он обнял советника, — Герберт в прошлый раз женился на африканской принцессе и был объявлен королем Сесе Секе Омуа Первым. Ему вставили в нос кольцо и воткнули перья в разные части тела. У него родилось шестеро детей.
Директор захохотал, сильно запрокинув голову назад. Советник сердито высвободился из объятий.
— Вечно ты, Бенедикт, выдумываешь. Какая женитьба: я взрослый человек. — Расправил плащ на толстых, покатых плечах.
— Он у нас любит изображать огнедышащих драконов, — как бы по секрету сообщил мне директор. — Просто страсть какая-то. Хлебом не корми — дай дохнуть огнем. Правда, Геб?
Советник буркнул что-то и отвернулся.
— Но могу дать совет, — продолжал уже серьезно директор. — Если вам не понравится тот сюжетный ход, в который вы попали, то вы можете легко перейти в другой. Просто делайте шагов десять-пятнадцать в любую сторону. На стены, море, прочий антураж внимания не обращайте.
— Ну, когда они начнут, — простонала Элга. Взяла меня под руку, так, что я ощутил ее ноготки.
Сильная волна докатилась до наших ног и отхлынула, оставив шипящую пену. Я с удивлением обнаружил, что брызги на лице настоящие.
С нашего места хорошо просматривалась вся отмель. Я быстро нашел черноглазого парня. Он стоял в венчике хохочущих золотоволосых девушек. Недалеко от них Кузнецов озабоченно разговаривал со стариком библиотекарем, хмурился. Я скользнул по ним равнодушным взглядом.
Тут же стояла Анна — в коротком белом платье, одна.
— Если хотите пройти сюжет еще с кем-нибудь, — многозначительно сказал директор, — то держитесь ближе к партнеру: будет большая суматоха.
На бриге ударил колокол — медным голосом. Все зашевелились. Элга сильно сжала мою руку. На верхней палубе появился человек в черном камзоле, махнул кружевной манжетой.
— Пошли, — двинулся вперед директор. — Удачи вам, Павел.
Я кивнул на прощание, и его тут же заслонили чьи-то спины. Элга потащила меня к бригу. Толкались. Было очень тесно. Я оглянулся: лицо Анны мелькнуло и пропало в толпе.
— Скорей, — торопила Элга и дернула меня совсем не вежливо.
По липкому, смоляному трапу мы вскарабкались на борт. Остро запахло морем. Палуба оказалась неожиданно маленькой. Я опасливо огляделся — где мы тут все разместимся? Зрители лезли один за другим.
Второй раз ударил колокол. Кто-то восторженно закричал. Крик подхватили. Колокол торжественно ударил в третий раз. Бриг закачался сильнее, застонало дерево, выгнулись паруса. Берег начал отодвигаться.