– Араратик лютует сегодня, да? – с пониманием вздыхаю.
– Да нет, нормально все, – как-то очень неуверенно пялится она на меня из-под очков.
– А что тогда? – слегка удивляюсь, с подозрением оглядывая подругу с ног до головы.
Волосы собраны кое-как, на лице ни грамма косметики, ногти и те отстригла, да ещё и эти очки. Кажется, я знаю, что с ней происходит.
– Вы что с Владом снова поссорились? – мрачно спрашиваю у нее и замечаю ее легкий ступор. – Колись, что в этот раз он натворил?
Объект отвечать не собирается, смотрит на меня как на сумасшедшую. Вот не надо мне здесь играть в несознанку, я же ее как облупленную знаю.
– О чем ты вообще? – оторопев, спрашивает она и отвлекается на покупателя.
Странно, ее удивление было таким натуральным, будто она и в самом деле не знает Влада. Может просто решила забыть о нем навсегда?
Какой же странный сегодня день. Потираю шею и возвращаюсь в зал, какое-то время стою за прилавком, а затем вспоминаю, что пора ужинать. Людей немного, так что без зазрений совести направляюсь в раздевалку. Обычно я покупаю вермишель быстрого приготовления и сосиску, но сегодня меня хватает только на старое печенье и чай с каркаде. Печенье приходится запихивать в себя силой, ощущение какой-то неправильности всего происходящего не дает успокоиться. Поспешно вспоминаю события сна, там был очень длинный день и, приблизительно в это время, я болтала по телефону с папой. Он сам мне позвонил в том сне, сейчас же он не звонит, и я нервно смотрю на свой старенький телефон. Ладно, наберу тогда сама. Нажимаю в телефонной книге на номер и с неким замиранием жду ответа.
– Папа, ты опять напился? – спрашиваю с раздражением, как только услышала ответ.
– Что ты такое говоришь, дочка? – удивленно произносит папа, а затем начинает кашлять.
– Ты что простудился? – быстро меняю гнев на милость, по голосу заметив, что он трезвый. – Я же говорила тебе одеваться теплее! Ты в медблок ходил? Куда ваш врач смотрит?
– Дочка, дочка! – радостно похрипывает папа, а затем смеется. – Ты решила всю тюрьму на уши поднять из-за моего кашля?
Он потешается надо мной, радуется моей заботе, чем заставляет вздохнуть, помрачнев:
– Ты же не курил, пап? Помнишь, что тебе нельзя?
Он слегка хрипит, вздыхает устало. На заднем плане его дружки громко играют в карты, кроя друг друга матом. Я тоже вздыхаю, думать о том, что папе приходится быть там, не по себе, но это его выбор, за все в этой жизни надо платить.
– Конечно нет, незабудка моя, – слышу, как он улыбается, так что грустно вздыхаю. – Как ты дочка, обижает кто? Ты же сегодня работаешь, не должна звонить.
– Не знаю, пап, – вытираю откуда-то взявшиеся слёзы и заставляю себя стать сильнее. – День какой-то странный и люди тоже. Может я просто устала?
– Потерпи ещё немножко, я выйду, и тебе больше не нужно будет так много работать, – говорит он слова, которые никогда бы не сказал раньше. – Я люблю тебя, дочка.
Растерянно смотрю на трубку, чувствуя, что вот-вот расплачусь. Он не говорил мне, что любит, с того самого дня, когда умерла мама.
– А я тебя папа, – говорю через силу, сдерживая непрошеные слёзы. – Мне пора идти, обед закончился.
– Не кушай так поздно, береги себя! – слышу от него последние слова и за ними гудки.
Мне нужна минутка, чтобы прийти в себя, но Арарат ее не дает.
– Что расселась? – заглядывает в раздевалку. – Живо в зал!
Только киваю ему в ответ. Достаю сумку из своего шкафчика, чтобы спрятать телефон, но наоборот достаю свой блокнот. Открываю на той же странице, где я набросала портрет незнакомца и начала его историю. Беру в руки ручку, ее кончик подрагивает, потому что мои руки дрожат. Облизываю пересохшие губы, несколько раз моргаю, отгоняя непрошеные слёзы. Рука все ещё дрожит, когда переворачиваю страницу и пишу следующие слова:
«Этот мир был так похож на его прошлый, что он подумал, что смерть ему приснилась. Но все же, это был другой мир. В этом мире друг не был другом, а семья была семьей, а не просто некогда разрушенным словом. И он не знает, хочет ли в нем оставаться, или ему стоит снова уйти?»
Последнее предложение далось как-то через силу, я с каким-то раздражением захлопнула блокнот и забросила в сумку. Работать я не спешила, сходила в туалет, чтобы привести себя в порядок. Глаза и нос красные, сразу видно, что я плакала. Терпеть не могу, что это всегда так заметно! Привела себя в относительный порядок и вышла в зал. После такого разговора желания работать вконец пропало, так что я осталась стоять в колбасном отделе, обслуживая немногочисленных покупателей.