Выбрать главу

Канеохе улыбнулся; зубы его блеснули на фоне темного лица цвета орехового дерева.

– В том-то и дело, что она здесь была! Ее перехватил наш патруль у Платиновой Мили. Неслась как бешеная, все платье в крови. Болтала, будто Стивена Толбота кто-то хотел убить.

Канеохе остался доволен эффектом, который произвели его слова на собеседника.

– С ней все в порядке? – спросил Николас.

– Да, все нормально. Ее сейчас везут в полицию. Николас не мог поверить тому, что услышал.

– Вы думаете, это ее рук дело? – спросил он, показывая на тело Стивена Толбота, которое везли к вертолету, приземлившемуся на газоне перед домом.

– Я читаю газеты, Локвуд, – резко ответил Канеохе. – Они с мистером Толботом были на ножах. Мисс Мак-Куин ведь сама призналась, что приезжала сюда сегодня ночью. Так что для начала у меня есть и мотивы преступления, и возможность.

– Ни черта у вас нет!

Канеохе пожал плечами.

– Вот когда мы снимем отпечатки пальцев с рукоятки ножа, да еще если Толбот до тех пор протянет, вы выскажете ваше окончательное мнение.

Мысли Николаса летели вперед, обгоняя зловещие слова полицейского. Если Стивен выживет, он обвинит Кассандру в покушении на убийство. То, что ее пальцы никогда не прикасались к этим мечам, не будет иметь ни малейшего значения. Стивен Толбот сделает все, что в его силах, чтобы отправить Кассандру на электрический стул. И не только потому, что она собиралась выставить его перед всем миром в истинном свете, рассказать всем о его безумии, но еще и потому, что двадцать пять лет назад Стивен Толбот сам покушался на убийство Кассандры – и неудачно.

А теперь, когда Кассандра в руках полиции, им никого больше не надо искать.

Но Николас должен продолжать поиски, поскольку предполагаемый убийца был все еще где-то рядом. Когда-то Николас едва не потерял Кассандру, и он не знал, как будет жить дальше, если потеряет ее теперь.

– Тебе прямо везет, милая. Мистер Толбот, оказывается, еще жив. Может, еще и отвертишься от вышки, а?

Кассандра дрожала от холода: в комнате был включен кондиционер.

– Моя одежда…

– Забудь ты про нее, милая, – ответила женщина в полицейской форме. – Вся эта кровь, она все равно не отстирается. Но мы тебе подыщем что-нибудь симпатичное, чтобы было в чем в суде появиться. Да и какая тебе теперь разница?

«Но я же ничего не сделала!»

С тех пор, как ее доставили в полицейский участок Гонолулу, Кассандра все повторяла и повторяла эти слова. Никому не было до них совершенно никакого дела. Женщина-полицейский усадила ее перед своим столом и принялась заполнять бланк ордера на арест. Затем Кассандру сфотографировали и сняли отпечатки пальцев.

– Я имею право на телефонный разговор.

– Конечно, имеешь. Позвонишь позже. Женщина-полицейский отвела ее в душ, велела раздеться и вымыться. От струй ледяной воды мышцы сводило судорогой. Кассандра яростно пыталась соскрести присохшую к коже кровь… Потом она насухо вытерлась полотенцем, и ей выдали жесткий, серый тюремный халат.

– Вот теперь можешь позвонить, – сказала женщина в форме, протягивая ей десятицентовую монету. – Учти.

Глубоко вздохнув, Кассандра опустила монету в щель автомата и набрала номер отеля, где они остановились с Николасом Локвудом.

«Пожалуйста… Пожалуйста, будь дома!»

Телефонистка соединила Кассандру с ее номером люкс. Но все ее надежды рухнули, когда она услышала долгие гудки: к телефону никто не подходил.

«Николас, где ты?»

Когда снова послышался голос телефонистки, Кассандра, переборов страх, попросила ее передать Николасу, что она в полицейском участке Гонолулу и нуждается в его помощи. Прижав телефонную трубку, она еще долго слушала гудки после того, как связь прервалась.

– Пойдем, – сказала женщина в полицейской форме, не без усилия вырвав из ее рук трубку.

Она отперла дверь изолятора на первом этаже и втолкнула Кассандру в первую камеру.

– Ты уж поверь мне, милая: нечего тебе делать в общей камере, – сказала она. – Я скоро вернусь, принесу тебе какое-нибудь одеяло. Постарайся расслабиться. Следователи захотят поговорить с тобой, когда вернутся.

Кассандра не помнила, сколько прошло времени, прежде чем надзирательница вернулась с шерстяным одеялом. Закутавшись в него, Кассандра рухнула, обессиленная, на койку, спиной к стене.

«Стивен жив, а тот, кто хотел убить его, на свободе… где-то недалеко отсюда…»

Может быть, и Николас где-то рядом? Может быть, он охотится за убийцей? Или пытается ей как-то помочь?

Потрясение от событий прошедшей ночи в конце концов взяло свое, и Кассандра расплакалась.

«Скорее всего, Стивен умер, – пришло ей в голову, – так много людей пострадало из-за него; так много грез было рассеяно им».

«Только не моя мечта! Мою мечту я не отдам ему никогда!»

Но бороться с усталостью уже не было сил. Изнеможение сковало ее. Она закрыла глаза и тихо поплыла вдаль, по золотым полям и сияющим холмам. На вершине одного из них сверкал дворец, а перед ним стояла молодая женщина, почти девушка, быть может, лет восемнадцати, одетая в белое, словно невеста. Кассандра улыбнулась. Это была Роза. Да, это могла быть только Роза, самая первая из них, та, что выковала закон, властвующий над всей их жизнью.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Роза Джефферсон всегда мечтала о свадьбе не где-нибудь, а именно в бальном зале Дьюнскрэга, имения своего деда в Лонг-Айленде, в Нью-Йорке. И сегодня, в этот удивительный июньский день 1907 года, ее мечта наконец осуществится.

Роза стояла у ограды балкона, опоясывающего бальный зал на третьем этаже. Великолепие этого зала всегда захватывало у нее дух. Для колонн и пола ее дед Иосафат Джефферсон заказал из каррарских каменоломен самый лучший розовый мрамор. Белые стены с персиковым оттенком были отделаны лакированными панелями из эбенового дерева. С потолка свисали три роскошных люстры работы венецианских мастеров: на их создание ушли многие годы. Ниже, на галерее, оркестранты уже настраивали свои инструменты и раскладывали ноты на пюпитрах. Внизу слуги поправляли букеты ярких роз, которые украшали скамьи для гостей, и смахивали последние пылинки с ярко-синей ковровой дорожки, ведущей к алтарю.

– Мадемуазель! Мадемуазель! Ну можно ли вот так исчезать? Всего час до свадьбы, а вы еще не одеты!

Матильда Лебрен, французская модистка, приглашенная из парижского дома мод Дусэ, спешила к Розе, выговаривая на ходу и умудряясь при этом не уронить зажатые в губах булавки.

– Матильда, только посмейте убавить хоть на сантиметр! – пригрозила Роза. – Еще чуть-чуть, и я задохнусь!

Это была правда. Под пышным нарядом из шелка и кружев, к которому еще оставалось приладить десятифутовый шлейф, на Розе был специальный корсет «Ройял Уорчестер», придававший талии особый изгиб, поверх корсета – лиф, сдавливающий диафрагму двойной застежкой и стянутый на спине шнурками; и это не считая двух нижних юбок. Как полагала Матильда Лебрен, выглядела она великолепно.

За годы работы в доме мод Матильде довелось одевать немало невест. Но даже самые благородные из них не шли в сравнение с этой восемнадцатилетней американкой. Длинные черные волосы Розы Джефферсон были уложены в высокую прическу с локонами и прядями – сложную конструкцию, державшуюся благодаря перламутровым заколкам. Летнее солнце покрыло ее щеки ярким румянцем, солнечный свет отражался и в ее огромных серых глазах, оттененных черными бровями и длинными, загнутыми вверх ресницами.

Глаза самого дьявола на ангельском личике, – подумала француженка. Эти глаза придавали Розе неповторимость. В зависимости от настроения Розы они либо искрились блеском и весельем, либо смотрели сердито и холодно. Испуская то нежные, то решительные, то упрямые взгляды, эти глаза постоянно светились трезвым умом и проницательностью.

Матильда Лебрен искренне сочувствовала жениху Розы. Каким бы искушенным и мудрым он ни был, эта девица еще доставит ему немало хлопот.