От радости моё сердце бьётся так часто, но я уже не знаю, мой ли это пульс или галоп коня.
Как вдруг на пути возникают тени: три силуэта, одетых как те, кого мы встретили в Сиенне, возвращаясь из леса с феями. Мой конь встаёт на дыбы. Я сжимаю поводья изо всех сил. Вернув равновесие, хватаюсь за кинжал. Никто не может встать у меня на пути. Никто и ничто. Мне ничего не страшно. Будь это хоть обыкновенные разбойники, хоть люди Кенана, хоть сами Стихии. Я никому не позволю отнять у меня то, чего я добилась.
Мой конь бьёт копытом о землю, нервничая, когда незнакомцы подходят ближе. Это не разбойники, даже не притворяются ими. Они ни о чём меня не просят. Вместо этого острые лезвия сверкают в свете закатного солнца.
Стискиваю зубы, спускаясь с коня, который лишь перебирает копытами при виде угрозы.
— Трое мужчин против одной девушки. Надеюсь, вы никому об этом не расскажете… потому что это будет крайне позорное поражение.
Мужчины, к моему удивлению, не нападают. Они останавливаются спокойно в нескольких шагах от меня, наблюдая. Я сжимаю рукоятку кинжала. Чего они ждут?
Голос раздаётся прямо у меня за спиной:
— Вообще-то нас четверо.
Я даже не успеваю развернуться. Две сильные руки обхватывают меня сзади. Мне в рот сразу запихивают тряпку. От неё как-то странно пахнет, у меня начинает кружиться голова.
Все мои мечты уплывают вдаль, когда мир вокруг погружается во тьму.
АРТМАЭЛЬ
Я не спал с тех пор, как на рассвете пришёл солдат и доложил неприятные известия.
Кенан сбежал.
Я сразу же спустился в подземелья. Тело тюремщика всё ещё лежало там в луже собственной крови. У него было перерезано горло и распахнуты глаза. На лице выражение ужаса от осознания неминуемой смерти. В нескольких шагах от него был труп одного из стражников. Его ударили головой об стену — один раз, но достаточно сильно, чтобы убить. Его лицо спокойно, крови намного меньше, но зрелище оттого не менее жуткое. Его тело ещё даже не остыло.
Конечно, помимо двух мертвецов и двух убитых горем семей Кенан оставил за собой неопровержимое доказательство, что кто-то в замке ему помогал, за деньги или ещё по какой причине: сначала с письмами, а теперь с побегом.
В моём доме завёлся предатель.
Конечно, это не мог быть Жак, который спустился в подземелья вместе со мной, потому что его вырвало при виде крови. После этого он ушёл к своей обожаемой супруге, которая была в ужасе от подобных новостей. Это не могли быть слуги, потому что мало кто из них остаётся в замке на ночь, кроме необходимого минимума. Оставшихся допросили, их комнаты обыскали. Вряд ли это сделали стражники, потому что они либо стояли на своих постах, либо провели ночь у себя дома. Никто не видел ничего подозрительного, а Кенан просто сквозь землю провалился.
Но я уверен, что магия здесь ни при чём. Двух моих людей убили самым обычным путём, таким же как их похоронят и смоют кровь с пола. И таким же обычным путём я отомщу за них при первой же возможности.
Но зерно сомнения уже посеяно: я ищу предателей и врагов на каждом углу и пока что не могу доверить ни единой душе. У меня пропал аппетит, потому что я не знаю, что может оказаться у меня в тарелке или в кубке. Я заперся у себя кабинета, когда надо было отправиться на поиски Кенана вместе с остальными солдатами, но прямо сейчас я не чувствую в себе сил бороться против целого мира, да и брат не устаёт повторять мне, что место короля — в замке, откуда он правит страной.
Я не могу сосредоточиться на государственных делах, пока этот человек на свободе. Пока Линн едет сюда, и ему об этом хорошо известно.
В очередной раз я встаю со стула и смотрю на город из окна. Он где-то там, я уверен, смеётся надо мной.
Надо было убить эту гниду, когда была такая возможность.
ЛИНН
В первую очередь я замечаю, как у меня болит голова. И руки. И ноги. Всё тело ноет от боли.
Во вторую — то, что здешний холод сковывает все мои мышцы, тем самым только усугубляя положение.
В третью — воспоминания. Дорога в Сильфос. Трое мужчин на пути. Взбрыкнувшая лошадь. Голос сзади. Руки, сжавшие меня.
Этот мерзкий запах…
У меня нет ни сил, ни желания открыть глаза. Неохотно начинаю подниматься… и понимаю, что не могу этого сделать.
В этот момент меня накрывает осознание происходящего. Боль становится отчётливее. Неудобная поза. Жжение на запястьях и одной из лодышек. Остальное тело онемевшее.
И обнажённое.
Распахиваю глаза.
Полумрак. Тени. Комнату освещает лишь свеча неподалёку. Тесное и ветхое местечко. Хижина какая-то. Я на койке.