Один раз.
Второй.
Третий.
Я хочу сказать ей, что он уже мёртв, но она рыдать и продолжает наносить удары, пока от Кенана не остаётся одно кровавое месиво из ошмётков кожи и плоти.
Мне приходится остановить её. Уцелевшей рукой я хватаю её за запястье, и она поворачивается ко мне, но взгляд остаётся невидящим. Не знаю, стоит ли обнять её. Не знаю, смогу ли. Она отскочит? Боль простреливает руку до самого плеча. Дыхание перехватывает, мир вокруг качается, но я держусь. Я не смог бы обнять её, даже если бы захотел.
А я хочу.
Хочу, чтобы она знала, что может поделиться со мной. Что она не одна. Что она никогда больше не останется одна.
Всё кончено.
— Линн…
Я зову её по имени, тихо, но этого достаточно, чтобы сломать стену и достучаться до неё. Она замирает. Смотрит на руку. От осознания — или, может, по инерции — резко разжимает пальцы. Кинжал падает на пол с глухим стуком. Я делаю вдох. Она опускает руку.
Несколько минут мы стоим молча, глядя на труп, будто опасаясь, что он оживёт.
Но он не оживает.
ЛИНН
Кровь. Я вся в крови. Кенан весь в крови. Пол весь в крови.
Весь мир в крови.
И мне это нравится.
Я смотрю на свои руки, погружённые во мрак тёмной комнаты. Только свет луны раскрывает то, что они испачканы. В этой темноте можно подумать, что это что-то другое. Например, грязь после дождя. Или какая-нибудь еда. Что угодно.
Но это кровь.
Его кровь.
Сколько часов я уже здесь? Время, казалось, остановилось, когда он вновь взял меня силой. Когда он вновь лишил меня всего. За ночь и весь следующий день…
Снова и снова, и снова, и снова.
Теперь он мёртв. Мёртв. Наверняка. Я не могу оторвать глаз от его трупа. Надо было сделать это ещё в тот раз, когда я впервые ударила его ножом. Надо было убедиться, что он перестал дышать. А ведь я всё ещё этого не сделала.
Может, надо отрезать его голову. Может, надо ударить ещё.
Может, этого недостаточно. Даже сейчас он может подняться.
— Линн.
Артмаэль.
Его голос вытаскивает меня из пучины безумия, в которую я начала погружаться. Поднимаю глаза на него. Медленно. Осторожно. Его чуть было не убили. Его. Единственного за много лет, кто был добр ко мне. Единственного, кто сумел убедить меня, что я ещё могу стать счастливой. Снова смотрю на Кенана. Надо проверить, что он мёртв. Надо удостовериться, что теперь он точно никогда больше не появится в нашей жизни. Надо убедиться, что никто не причинит вреда Артмаэлю.
Другой… Есть ещё кто-то…
Я должна убить этого неизвестного. Кем бы он ни был. Я никому не позволю навредить ему. Ему, из всех людей в мире, никто не причинит вреда, пока я жива.
Убийца. Может, это моё настоящее предназначение. Может, это то, для чего я гожусь.
Чтобы убивать.
Мне понравилось убивать его. Это было невероятно ощущение. Его смерть принесла мне удовлетворение. О, ещё какое…
Я осознаю, что начала смеяться, только когда этот звук отражается от стен. Я осознаю, что начала плакать, только когда слёзы капают на руки в крови, пытаясь смыть её.
— Линн!
Чьи-то ладони хватают меня за руки, и я тут же напрягаюсь. Не успеваю понять, что происходит, как резко вскидываю колено. Не трогайте меня. Никому нельзя меня трогать. Пусть даже пальцем не смеют прикасаться.
Боль на лице Артмаэля, когда он падает на пол от моего удара, возвращает меня в реальность.
Я ломаюсь.
Что же я делаю? Что я чувствую? Что происходит? Что это только что было? Что будет дальше? Артмаэль. Артмаэль. Мой Артмаэль. Он не хотел ничего плохого. Никто не собирался причинить мне боль. Кенан уже мёртв. Я убила его. Я убила его и теперь не могу себя контролировать. Я теряю рассудок. Я хотела расчленить его. Я уже собиралась это сделать. Меня радовала его смерть.
Я наслаждалась этим.
Да я такое же чудовище, что и он.
Смотрю на свои ладони. У меня начинается истерика. Хочу сбежать отсюда. Мне нужно убраться отсюда поскорее. Я дрожу. Встаю, пошатываясь, обессиленная. Смотрю на Артмаэля, тяжело дыша. Почему? Почему я испугалась его? Я больше не смогу к нему прикоснуться? Или, может, он не захочет прикасаться ко мне после всего этого, после того, как я у него на глазах жестоко убила человека?
После того, как увидел, как я смеюсь над трупом, как психопатка.
Но он всегда видел настоящую меня под всеми масками, поэтому он поднимается, а я тону. Делаю шаг назад. Пусть только не трогает меня, я не вынесу его прикосновений. Я грязная. Слишком грязная. Я уже забыла его нежность. Всё это стёрто из памяти грубостью Кенана.
— Спокойно, спокойно, — говорит он.