– Легко тебе говорить! – взвилась Кали Мари. Обгоревшая на солнце кожа и правда казалась слишком тяжёлой, чтобы тащить её на себе. Но у неё скелета и нет почти – рудимент один, оставшийся от предков, носивших раковины. Если кожу сбросить, что останется? Мышцы жарить на открытом солнце совершенно не хотелось. Уйдя в размышления, Кали Мари не заметила, как зацепилась за якорь-корень дерева. Чёрная, обуглившаяся кожа на щупальце натянулась, пошла трещинами, лопнула! Хищница поражённо воззрилась на выглядывающую из разрыва чуть розоватую поверхность. Это не мышцы, определённо новая кожа! Вместе с остальными законами природы перед безумием этого места сдалась и физиология. Кали Мари ударила другим щупальцем по якорю – сморщенная старая оболочка легко сошла с конечности. Хищница принялась за дело. Примерно через час она полностью очистила себя от прежней кожи. Ползти действительно стало легче, несмотря на то, что лучи солнца и песок снова невыносимо обжигали тело. Кали Мари почувствовала, что уменьшилась в размерах.
***
На выходе из корабельного сада её ждал верблюд. Он с аппетитом жевал сорванную с дерева маленькую двухмачтовую джонку с вишнёвыми парусами, периодически отплёвываясь от бушующего по этому поводу омара.
– Верблюд в пустыне! Как это… необычно! – саркастически отметила Кали Мари.
Животное неспешно доело кораблик, сплюнуло в омара мачтой и обратило взор к хищнице.
– И вам здравствуйте, – вполне дружелюбно ответил верблюд – хотя по его пресной физиономии сложно было сказать что-то наверняка. – А вы неплохо справляетесь, я получился вполне убедительно, – он махнул хвостом, будто проверяя, не отвалится ли эта часть тела от такого обращения.
– Убедительно? Что вы имеете в виду? – недопоняла Кали Мари.
– Я представляю ту часть вашего сознания, которая ещё не сдалась перед безумием, – важно ответил верблюд. – Это место использует разум существ, находящихся в нём, против них самих. Тут ничего нет, пусто, бездонная чёрная дыра, даже пустыни нет. Мозг не выдерживает этого, стараясь наполнить пространство содержимым. И тут проявляется вторая особенность Рундука – он искажает всё, о чём бы вы ни подумали. Для вас и Джека родными стихиями были, соответственно, вода и ветер – здесь же пустыня и штиль. Дальше больше – воплощаются все знания о пустынях – солнце, песок, невыносимая жара. Всё проходит через кривую увеличительную линзу. Местные обитатели возникают из ваших знаний о мире в искажённом виде. Однако разум борется, и изредка появляются существа, подходящие по логике к окружению, как, например, я. Пока мы есть, ещё не всё потеряно, – оптимистично закончил верблюд.
– Видимо, у меня дела совсем плохи, если из всех нормальных обитателей пустынь остались только вы, – пробурчала Кали Мари.
– Почему же, есть и другие, – примиряюще покачал головой верблюд. – К примеру, ящерицы.
Мимо собеседников промчался табун тигровых креветок, на каждой из которых сидела ящерица в широкополой шляпе и с банданой на шее. Хищница проводила их взглядом, нарочито отвернувшись от верблюда. Тот вздохнул:
– Только нас становится всё меньше и меньше. Пойдёмте, не будем терять времени, – он повернулся, чтобы продолжить идти по борозде.
– А время имеет значение? – удивилась Кали Мари. Она ещё не решила, доверять верблюду или нет, но особенного выбора не видела. Ползти она не перестанет и с борозды не сойдёт, что бы двугорбый ей ни сказал, а так хоть поговорить с кем-то можно.
– Для вас имеет, – кивнул верблюд. – Чем больше находитесь здесь, тем меньше разум может управлять происходящим. Скоро это место приобретёт такую форму, что ни о каком выходе и речи идти не будет. Скажем, идеальной сухой сферы с водой, текущей над ней вместо неба. Не достать, ни достичь. Так что, предлагаю поспешить. Ещё пару-тройку раз сбросите шкуру, и даже бегуны умрут от зависти перед вашей скоростью.
– Откуда вы о смене кожи знаете?! – сурово вопросила хищница. По неясным причинам произошедшая в лесу процедура избавления от обгоревшей шкуры казалась ей процессом весьма интимным.
– Я частичка вас же, не забывайте об этом, – усмехнулся верблюд, – Мне крайне интересно знать, что делает остальной организм.
– Когда организм захочет, он сам обо всём частичке расскажет. А до этого большая просьба не подсматривать! – строго постановила Кали Мари, и они двинулись дальше.
***
С каждой линькой ползти становилось всё легче, но и безумные существа шли толпой. Хищница и верблюд едва не завязли на собрании поэтических устриц, когда все моллюски разом начали навзрыд декламировать свои произведения. Волна звука парализовала Кали Мари. Помогла догадливость хищницы и находчивость верблюда. «Да заткните их уже чем-нибудь!» – крикнула она, и он плюнул в ближайшую устрицу. Та захлопнулась. До всех слюной было не достать, поэтому хищница пошла на жертву – позволила верблюду отрывать от себя кусочки старой кожи и затыкать ими не в меру творческих моллюсков. Пришлось поработать щупальцами и ногами, отбиваясь от кровожадных кораллов, появлявшихся из песка. Под конец Кали Мари с трудом продралась сквозь ряды вальсирующих каракатиц с бубенцами на присосках – звенящие нахалки постоянно пытались закружить её. Перед измотанными странниками предстала фантастическая сцена – пустыня больше не шла вперёд, а простиралась вверх по крутой спирали, теряясь в облаках. Оттуда чинно спускались и туда же поднимались горбатые киты. На них восседали рядами гладко расчёсанные бабуины в чёрных чалмах, переговариваясь и попивая горячий шоколад из белых чашечек. Руководили взлётом и приземлением пушистые кактусы, махавшие китам длинными ветвями.
– Только не спрашивайте, откуда это всё взялось, – тихо произнесла Кали Мари. – Я много кого топила и всякое читала, но чтобы такое…. И что прикажете, туда взбираться?!
– Глюп, – ответил верблюд.
Кали Мари удивлённо обернулась к нему. Её спутник преобразился до неузнаваемости – длинную шею венчала рыбья голова, два горба закрутились в витые раковины моллюсков, ноги оканчивались морскими звёздами вместо ступней. Присмотревшись, хищница заметила, что шерсть его блестит на солнце крошечными чешуйками, а хвост больше похож на скрученные водоросли.
– Глюп, – снова скорбно отозвался верблюд и, шлёпая по песку морскими звёздами, двинулся к спирали.
«Его уже не спасти», – поняла хищница. Кали Мари подняла взгляд – высоко, и конца пути не видно.
– Хватит! – торжественно провозгласила она. – Это мой кошмар, и я в нём хозяйка! А ну-ка подвиньтесь! – Хищница целеустремлённо проскользнула между двумя китами, выйдя на середину дороги. Огромные горбачи смотрели на неё с вежливым интересом, бабуины у них на спинах принялись за печенье. Кактусы раздражённо махали на постороннюю, стараясь согнать её с взлётно-посадочной площадки, но Кали Мари не обращала на них внимания. Хищница резко приподнялась на щупальцах, прицелившись кончиком головы точно в центр спирали, выбросила из сифона струю скопившегося там песка, втянула внезапно загустевший, словно патока, воздух. После бесчисленных линек она стала не больше среднестатистического кальмара, должно получиться. Раз, два, три – пуск! Подталкиваемая мощной струёй воздуха, Кали Мари взмыла вверх. Получилось! Она летела, проносясь мимо флегматичных китов и их пассажиров, поднималась всё выше и выше, там, где её ждала… белая монолитная стена. Кали Мари едва успела извернуться, чтобы приземлиться на неё щупальцами, а не врезаться головой. От удара всё равно потемнело в глазах.
Когда чёрные точки перед глазами разбежались кто куда, ракурс резко сместился. Она снова лежала на белом песке. К удивлению, вокруг никого не было. И Кали Мари явственно слышала шум моря. Оно должно быть прямо перед ней, или позади, или слева, или справа?! Хищница огляделась вокруг себя, но ничего не увидела, кроме всё той же бескрайней пустыни. Но шум продолжался. Тогда она посмотрела вверх. Прямо над ней серебрилась волнами на солнце морская гладь. Кали Мари даже рассмотрела косяк рыб, промелькнувший где-то там, в глубине, или высоте?
Море жило своей собственной жизнью и совершенно не собиралось проливаться на пустыню.
– Этого просто не может быть, – вынесла приговор Кали Мари. И упала вверх, в благодатную морскую воду.