Я приближаюсь к мужчинам, ломающим двери в обеденный зал, стараясь сдерживать свои эмоции. Мысли глупы, но я ничего не могу с ними поделать. Я опускаю взгляд на свою мантию и вижу, что она порвана, окровавлена, видны участки бёдер. Мои волосы подняты, но я не сомневаюсь, что выгляжу ужасно. А моя мать будет безупречна и, наверное, одета в канареечно-жёлтый цвет. Что, если она выставит меня идиоткой перед всеми? Перед тремя мирами. Перед Джованом.
Мне под нос суют флягу с водой. Я смотрю на лысого Греха и подавляю смех.
— Вот, — хрипло говорит он. — Умойся.
Быстро оглядываюсь по сторонам, а затем делаю то, что он сказал. Он критически осматривает меня и брызгает немного воды на руку, после чего приглаживает мои волосы. Надеюсь, никто этого не видит.
Он отступает назад, кивая головой, и опускает взгляд на мою мантию.
— Завяжи её сбоку, — говорит он.
Он что, глупый?
Он проводит рукой по голове.
— Ты пробыла в битве. Весь день.
Я морщусь.
— Именно. Сейчас ты можешь создать образ воительницы, а не полувоительницы, полу-Татум. Ты должна принять на себя ответственность.
Я тяжело вздыхаю.
— Делай это.
Он завязывает мантию выше.
— Не так высоко, — огрызаюсь я.
Он проводит пальцем по моей ноге.
— У нас всё ещё есть время, у тебя и меня.
— Нет, — говорю я. — У нас ничего нет. Но если хочешь, можешь быть моим камердинером, когда я стану Татум.
Точно по сигналу, его глаза загораются.
— В самом деле?
— В самом деле.
Я жалею о сказанных словах, как только произношу их. Грех любит вытягивать обещания прямо перед битвой. Тем не менее, я не вижу в нём желания закрепить это обещание.
Дозорные смещаются вперёд и входят в зал, тем же образом, каким Джован направил их вниз по лестнице. Теперь я чувствую себя лучше. Во всяком случае, настолько хорошо, насколько это возможно.
Кассий — труп.
В столовой раздаются крики, плач, скрип дерева по полу. Но стрелы не выпускаются. Я не слышу звона металла.
Оландон смотрит на меня, и я вижу, что в его голове проносится та же мысль.
— Она бросила двор на верную смерть.
В ответ я пожимаю плечами. От неё этого можно ожидать.
Джован рядом со мной и слышит эту фразу.
— Там есть стража?
— Судя по звукам, не похоже. Дай загляну.
Он обхватывает меня за талию, утягивая обратно в гущу людей.
— Опустить щиты!
ГЛАВА 32
Ничего не происходит.
Никто не падает замертво.
Никто не двигается.
Наконец, переглянувшись с Джованом, я протискиваюсь вперёд. В этот момент раздаётся звук.
Я не беспокоюсь о том, что они видят, или о том, какие выводы делают, пока переводят взгляды с меня на Оландона, стоящего справа, и Короля слева от меня. Я смотрю на них в ответ в недоумении. Неужели? Двор по-прежнему принаряжен. Идёт война! Я бросаю взгляд в сторону Оландона, щёки которого покраснели. Видит ли он, как нелепо выглядят эти люди? Яркие цвета, замысловатые прически. Они выглядят так, словно идут на пир, а не на битву.
— … причудливо, — шепчет Осколок позади меня.
Только сидящие передо мной придворные останавливают рвущийся с губ смех.
Я беспокоюсь о них примерно так же, как и всегда. То есть не беспокоюсь.
Я подхожу к ним, впервые смотрю на их лица взглядом, свободным от вуали. Я даю им чертовски хороший шанс увидеть себя. Я не удивляюсь тому, что чувствую к ним то же самое, что и всегда. Я не чувствую ничего, кроме презрения.
Они смотрят на ребенка, которого они высмеивали с рождения. А я смотрю на них со стыдом. Я не приветствую их, я не улыбаюсь, я просто позволяю им видеть осуждение на моём лице.
И тогда, милым голосом, я задаю свой вопрос.
— Где моя мать?
* * *
Комната пыток.
Как уместно. И как же похоже на мою мать — бросить свой «дорогой» двор на произвол судьбы, пока она будет отсиживаться взаперти с Кассием под защитой.
У меня сводит живот при мысли о дяде. Я краем глаза замечаю мрачный вид Оландона, пока мы бежим по коридорам с малочисленным контингентом позади нас. Его всегда будет беспокоить то, что произойдёт дальше.
Как жаль, что со мной не было всех моих друзей. Половина из них до сих пор была в бою снаружи, и я понятия не имею, что с ними стало. Возможно ли, что все мы выживем в этом? Я побежала с новыми силами, найдя в себе глубокий источник, который каким-то образом ещё не истощился.
Комната пыток. Сцены из моих самых ужасающих воспоминаний терзают меня. Дерево, пропитанное моей кровью, в прямом смысле. Запятнанные ковры менялись так много раз, что ими можно было бы покрыть пол всего огромного обеденного зала в замке Джована.