Я спокойно поднимаю левую руку и провожу ею по руке Джована. Когда битва закончится, и закончится война, единственное, чего я действительно желаю, чтобы он был в безопасности.
— Достаточно кровавой бойни на один день. Послушай меня, Кассий. Если я войду в ловушку, ты умрёшь очень медленно.
Он в любом случае будет умирать очень медленно, но я пристально слежу за его реакцией, чтобы уловить хотя бы вспышку лжи.
— Племянница, — он жеманно ухмыляется. — Твоя мать просто желает поговорить.
Если он врёт, то делает это так искусно, что я не могу уловить ложь. Я отхожу к двери. Всё во мне твердит встать перед Джованом.
— Хорошо. Твои люди бросают своё оружие, как только я войду в эту дверь.
Кассий широко улыбается.
— Конечно.
Я улыбаюсь в ответ и поворачиваюсь, желая обратиться к солдатам Солати, стоящим в комнате.
— Замок оккупирован армией Короля Джована и силами Ире. Мы предложили амнистию всем пленным солдатам Солати. Вам предоставят такую же возможность обезопасить себя и спасти жизнь, если вы поведете себя с достоинством в следующие несколько минут. Если вы достаточно глупы и выберете проигравшую сторону, тогда вы заслуживаете смерти.
Я выхожу за дверь и начинаю подниматься по извилистой лестнице, ведущей к моей матери.
ГЛАВА 33
Она сидит на карнизе, который был моим любимым местом, у единственного окна.
Я нахожусь в самой высокой башне замка — моей детской тюрьме. В комнате, в которой я плакала, кричала и была одна в течение первых десяти лет своей жизни.
К моему удивлению, тут никого больше нет. Моя мать не глупая женщина. У неё должен быть козырь в рукаве.
Я описываю круг, приближаясь к ней в ожидании, что она удостоит меня своим вниманием. Я не утруждаю себя приветствием, и я рада, что она не сразу же осознаёт моё появление. Это даёт мне шанс понять, что я стою перед своей матерью спустя столько времени.
Её каштановые волосы скручены на затылке. Она стала худее и выше. Хладнокровная. Истинное зло до мозга костей. Ответственная за смерти сотен людей. Убийца в самом извращенном смысле этого слова. А потом деликатным движением головы она поворачивается ко мне лицом. И во второй раз в своей короткой жизни, я вижу свою мать, лишившейся дара речи.
В первый раз это было, когда я выдвинула ультиматум и вступилась за саму себя. Я сказала ей, что, если она ещё раз прикоснётся ко мне пальцем, я всем покажу своё лицо. Тогда ещё я не знала, что у меня голубые глаза, но Кедрик показал мне ужас моей матери, если моя вуаль будет снята. Ах, если бы я поняла это годами ранее.
Сегодня она огорошена видом моего лица. Я позволяю ей таращиться, задаваясь вопросом, почему она проявляет такой интерес.
— Всё, чего я хотела, это твоей любви.
— И это было больше, чем я могла дать, — ответила она тихо, давая мне понять, что я произнесла слова вслух.
Я давлюсь смешком.
— Я бы тогда согласилась на нейтралитет.
Я понимала, что мне требуется спросить у неё. Что мне нужно для полного примирения.
— Зачем тебе было издеваться надо мной, когда ты могла просто игнорировать моё существование?
Она встаёт.
— Как же твои глаза мне напоминали о нём. Как только я увидела их, я почувствовала, что мои приоритеты самоустраняются, как клубы дыма. Он был первым, кто разрушил мою жизнь, а ты продолжила его работу. Я ненавидела всё, о чём ты мне напоминала. Я была в ужасе от того, что могла потерять. Мне было омерзительно от того, какие чувства твой плач заставлял меня испытывать.
— И всё же ты продолжила делать всё, чтобы заставлять меня плакать, — отрешённо сказала я.
Это самая откровенная дискуссия, которую я когда-либо вела со своей матерью. Возможно, мы обе понимали, что никогда больше не заговорим друг с другом.
— Как ты можешь винить других за свои собственные действия? — ору я. — Ты превратила мою жизнь в ад, потому что переспала с Роско! Ты сделала это! Так же, как и он.
Это было сродни пощечины ей. Она оскаливается.
— Не произноси при мне его имя, — шипит она.
Я складываю руки, а она кривит лицо.
— Мне интересно, когда ты была настоящей. Тётя Джайн и Аквин были правы: Роско сломал тебя.
Она ахает и хватается за грудь. Серьёзно? Прошло двадцать лет.
Мать начинает плакать.
— Я любила его всем своим сердцем. А он оставил меня, как какую-то простую деревенщину.
Я вздыхаю.
— Ты, может, и не выглядишь как отребье, Мама, но внутри ты именно такая. Я понимаю, почему он ушёл.