В итоге последовавшей суеты рядом оказывается девушка лет восемнадцати.
- Где остальные женщины? – рука показывает в сторону соседнего дома, аж с тремя целыми стенами.
- Т-там в подвале. Замок… - глаза обегают картину, у меня за спиной, и лицо приобретает зеленоватый оттенок. Прерываю:
- Не важно - где ключи. Не ночевал ли кто-то отдельно от всех?
- Н-нет…
- Проверить и пересчитать, чтобы ни один гад не ушел! Те, что были в дозоре… тоже снести всю падаль сюда. Выполнять!!
Сама же бросаю зеленый огонь и отправляюсь в сторону местной тюрьмы…
_________
Дальше были хлопоты…
Из подвала некоторых выносили на руках, да и те, кто были сверху, сразу как спало напряжение, начали стараться сесть или лечь. Насколько дело серьезно, я поняла только когда очнулась та, которую я «приголубила», и вместо шишки на голове схватилась за живот, сворачиваясь в бублик. Подскакиваю и пытаюсь развернуть, пришлось рявкнуть, чтобы не мешала, правда, после того как подняла на меня взгляд – так и замерла как песчанка перед гюрзой. И то хлеб – узи ничего не показывает, но это ни о чем не говорит, я и так вижу пульсирующий справа внутри тела сгусток окруженный тонкими светлыми нитями – разрыв маточной трубы или яичника. Придется делать пункцию – достаю УММ пытаясь отвлечь разговором.
- Это только инструмент, так что не бойся это ерунда, на фоне всего прочего…
После прокола девочка закусила губу, правда, скорее от страха чем от боли, в том смысле что эта боль на фоне всего остального… В подставленную тряпицу потекла жидкость пополам с кровью. Показываю тряпку.
- Надо лечить, но бить тебя сегодня больше нельзя потому прошу – потерпи. И остальным:
- Двое ко мне, надо держать!
Пока искали палку чтобы дать в зубы, пришла мысль – смотрю прямо в глаза и касаюсь левой рукой в районе поясницы. По тому, как расслабилось тело, понимаю что вышло, но все равно говорю:
- Так не будет больно. – Мне кивают, и остается только работать…
Это больше всего походило на весеннюю путину. Оставалось только радоваться, что отрава, впрыснутая аптечкой еще не до конца рассосалась, потому и своя усталость и чужая боль не проникала в душу. Потом это все навалится разом, но это – потом.
Я сначала пыталась сортировать и спрашивать о самочувствии, но быстро поняла, что проще построить всех в очередь и обследовать подряд. Особую проблему представляли уже старые и воспаленные раны, что с этим делать с теми двумя антибиотиками, что я успела проверить хотя бы на нетоксичность, не говоря уже об эффективности… просто лапы опустились бы, если б не остатки «катри».
А так я оставалась совершенно спокойной даже при виде спины представляющей из себя вздутую подушку толщиной с ладонь, исчёрканную полосами вывернутого наружу мяса покрытого гноем, тем более – что это была далеко не самое страшное, что удалось увидеть.
Потом, уже утром, явился так и не дождавшийся желтого огня Кабир, и взял всю власть из моих отваливающихся лап. Надо было закопать мою ночную работу и поглубже, собрать и рассортировать добычу, да и просто накормить сто с лишним человек – еще та задачка. Я же честно дезертировала от трудностей – вкатила себе дозу снотворного и проспала до вечера, потом проверила результаты лечения, обозвала происходящее чудом и завалилась спать до утра.
Утром меня разбудили, чтобы посадить на первого верблюда в построившемся караване, все остальные уже давно были готовы и сидели по корзинам, в странном отупении смотрела под ноги верблюда до самой утренней молитвы. Потом остановились на молитву и завтрак, и я увидела двух пытающихся играть девочек и их несмелый смех…
Странное это чувство, когда душа на изнанку выворачивается, тело гнало коня в сторону восхода, не слушая призывов все больше отстающего Кабира, ну куда ему на верблюде соревноваться с конем, а душа пребывала в полном покое… ледяном таком покое…
А потом… Потом я рыдала уткнув нос в тоб догнавшего меня наконец Кабира, а он гладил меня по голове не знал что и сказать кроме расстроенного «Сестренка, а верблюдов-то ты за что?». На что я ничего не смогла ответить кроме новых рыданий. Действительно нехорошо вышло, да еще и рядом колодец…
Правда он сам нашел удививший меня ответ – «ну и правильно, теперь точно никто на нас не подумает…». От парадоксальности такого вывода я даже всхлипывать перестала, а потом дошло – через три часа тела так раздует, что миллиметрового входного отверстия никто попросту не заметит, да и не похоже это ни на что. Остальные раны хоть и резанные, но на саблю не похоже. А уж то что можно просто уйти ничего не взяв… Словом или мор всех забрал или гуль-ябани порезвился, ага тот самый что сейчас рыдает вцепившись в халат своего брата, не замечая что пачкает белый тоб черным…
_____
Вечером сидела неподвижно у костра и смотрела в огонь, черная пелена истаивала из моей души и хотя до полного освобождения было еще далеко, но было, по крайней мере, уже понятно что я - это я. Подошел родной человек, положил руку на плечо и спросил:
- Жалеешь?
- Нет, это я утром жалела… Знаешь – я теперь понимаю Марджару из сказки. Не скажу что оправдываю, но понимаю…
У Гамаля кажется даже оба уха попытались в мою сторону повернуться, с кем поведешься однако… Кабир тоже озадачен – так поглаживает бороду что того гляди ее лишится.
- Вот и мне захотелось, сделать чего-нибудь в духе тысячи и одной ночи, да вот все равно не смогла, ну и правильно!
- Но, о чем вы, тетя? – эх, где мои времена, когда я не задумывалась, что за красивым личиком скрывается череп? А за красивой сказкой реальная история…
- Вот смотри – сорок разбойников, сорок здоровенных мужиков сидят по горшкам из-под масла, именно по горшкам, потому что сквозь мешок человек прекрасно прощупывается. А операция была хорошо продумана – в одной из версий они даже миски на головах держали, чтобы все думали, что в горшке действительно масло. Не учли только одного – в таком положении через пару часов тело затечет так, что двинуться не сможешь. Правда, возможно и это учли – ведь не даром, ждали пока все уснут, а не напали сразу как сняли ношу с верблюдов… А так можно было повытаскивать подельников и подождать пока они смогут драться – ведь все спят и время есть. Но тут Маджара раскрывает этот хитроумный план. И что она делает – она не сообщает мужу, чтобы он решил что делать, не бежит за помощью к страже или к соседям. Ведь то, что разбойники беспомощны – она поняла четко, нет – она берет и кипятит ведро масла, сколько нужно времени, чтобы это сделать? Потом возвращается и выливает кипящее масло на голову живому и беспомощному человеку – вопль скорее всего был не слишком громкий, скорее хрип, в тесном горшке и глубоко не вздохнешь – иначе сбежалась бы вся округа, но тем кто в соседних горшках все прекрасно слышно… И они все сидят там, не в силах пошевелится и ЖДУТ, ждут – пока вскипит следующее ведро масла. И так – тридцать восемь раз…
Смотрю на ошалевшие лица моих спутников, на стоящую на грани пятна света от костра живую стену – вечером слова разносятся далеко…
- Вот такая вот сказка, думаю, что бывшая рабыня Маджара попала на рынок, где ее купил Али-Баба, как раз от разбойников. А еще думаю, что мир этот мир еще не достаточно хорош, чтобы его нельзя было сделать лучше. Хотя бы в части права каждого человека быть и оставаться свободным если он сам того желает.
Кабир задумчиво кивает на винтовку.
- Это честный путь, но хватит ли у тебя молний на это?
- Я не говорю, что мир станет подобен раю, где лев возляжет рядом с ягненком, но он станет лучше!
Хотела грустно улыбнуться, но радостная лыба вылезла на всю морду, ну и ладно, главное, что камень с души убрался – выбор сделан.
- Да и куда я теперь от этого денусь? – спрашиваю Кабира, кивая на наших молчаливых слушателей - завтра в путь, но он уже начался, бисмилля! (во имя Аллаха!).
- День выхода в путь – половина путешествия, - отвечает мне Кабир, - я буду рядом.
Хорошо все же иметь старших братьев!
Эпилог
Тишина, спокойный свет, который не режет глаз, но красиво играет в стакане с любимым напитком, что еще нужно чтобы провести вечер – хорошую компанию? Есть и такая, можно сказать – лучшие из лучших.
Сюда, на минус двенадцатый уровень архива ДП, не может проникнуть суета и страсти внешнего мира, снаружи могут падать метеориты или идти бои, ну или гулять очередной выпуск, что с лихвой перекрывает падение среднего астероида и битву дивизионного уровня разом, здесь же по-прежнему будут тишина, покой и мягкий свет. Потому что здесь хранится, единственная вещь, которую стоит ценить – ПАМЯТЬ. Потому как оставляем после себя мы только ее. Впрочем, нужна она не ушедшим, их бой закончен, память нужна оставшимся – просто потому, что человек остается человеком, пока помнит…