– Вы как хотите, а я возьму мороженое.
Хозяйка кондитерской, женщина с седыми волосами, которая никогда не улыбается, уходит в соседнюю комнату и вскоре приносит оттуда вафельный конус с высокой шапкой лимонного мороженого, которое сразу начинает таять. Хотя дело к вечеру, солнце печет нещадно, а сливочно-лимонное мороженое кажется таким прохладным и обещает избавить от жары хотя бы ненадолго, и мы в один голос говорим:
– И я, Папочка, и я хочу мороженое.
Из кондитерской мы возвращаемся молча, слышны только хлюпающие звуки,
когда мы пытаемся поймать ртом тающее мороженое, которое течет по рукам и так и норовит упасть на горячую сухую дорогу.
Южная Каролина борется
– Потому что мы имеем право, – говорит дедушка. Мы сидим у его ног, разговор сегодня о том, почему по всему Югу проходят марши протеста – ходить, сидеть, да что угодно делать там, где хотим. Сначала они привезли нас сюда. Потом мы бесплатно на них работали. Потом в восемьсот шестьдесят третьем вроде бы нас освободили, но на самом деле не дали никакой свободы. Вот поэтому люди так возмущаются.
И это правда, по радио без конца твердят о маршах протеста.
В центре Гринвилла мы постоянно видим подростков, которые разгуливают по большим магазинам или сидят в других местах, где чернокожим людям до сих пор
запрещено находиться. Они поступают так, как хотят,
их тела расслаблены,
их лица спокойны.
– Вот так и должны бороться чернокожие люди, —
говорит дедушка. – Если просто орудовать кулаками, толку не будет. Нужно настаивать на своем, но мягко. Двигаться к цели не спеша.
– Но нужно быть готовым умереть за правое дело, – продолжает он и добавляет:
– Быть готовым умереть
за все, во что веришь!
Никто из нас не представляет, что такое смерть,
но все-таки мы пытаемся, как можем.
Даже мама не остается в стороне. Втайне от
бабушки она собирается в центр, чтобы встретиться там с кузинами. Но только она, надев красивое платье и перчатки, выходит за порог,
как слышит:
– Будь осторожна, смотри не попадайся полиции!
И мама, точь-в-точь как маленькая девочка, отвечает:
– Не попадусь, мамочка!
– Больше ста лет прошло,
а мы все боремся за свободу,
которую вроде бы имеем, – говорит дедушка.
Борьба в Южной Каролине продолжается, и что бы мы ни делали: играли, сеяли, молились или спали – мы все равно ее участники.
– Потому что вы цветные, – объясняет дедушка. —
Вы такие же умные, красивые, свободные, как и другие люди.
Никто из цветных здесь, на Юге,
не остановится, потому что
мы боремся за справедливость.
Тренинги
К нам приезжает старшая, самая любимая мамина кузина Дороти и ее дети. Они сторонятся нас и говорят, что не могут разобрать ни слова ни у Хоупа, ни у Делл, ни у меня.
– Вы тараторите слишком быстро, и все слова у вас сливаются в одно, – объясняют они.
Они говорят, что мы слишком маленькие, играть с нами неинтересно, и уходят гулять по улицам Николтауна. А нам не разрешают, мы остаемся на веранде. Смотрим, как они уходят, слышим, как тетя Дороти говорит им:
– Эй, разбойники, поосторожнее, не попадите в беду!
Потом мы крутимся рядом с кузиной Дороти и делаем вид, что не слушаем, о чем она говорит, но она, конечно же, все замечает. Ведь стоит ей рассмеяться, мы смеемся вслед за ней, стоит покачать головой, мы тоже качаем.
– Знаешь, почему нужно посещать эти тренинги? —
спрашивает тетя, и мама кивает. – Без них тебе никуда не разрешат выходить. Нужно знать, как себя вести, если вдруг те люди нападут на тебя.
Между зубами у нее маленькая щелочка, такая же, как у мамы, и у Хоупа, и у Делл. Тетя красивая, высокая и широкоплечая, с темной кожей.
Она носит перчатки и темные платья, которые заказывает у портнихи из Чарлстона.
Тренинги проходят в подвалах церквей, подсобках магазинов – везде, где люди могут собраться. Их проводят даже во время долгих поездок.
На них учат,
как изменить Юг, не прибегая к насилию, как не реагировать на выпады, как двигаться к цели медленно, но верно.
Как сидеть в кафе и слышать оскорбления в свой адрес, но не отвечать тем же, не устраивать драку, если твою тарелку с едой или стакан нарочно опрокинут.