Церус заметил её брезгливый взгляд и вскинул голову. Словно специально зля Медею, подошёл к столу и уселся в гостевое кресло, обитое белым шёлком. Ну вот, теперь на нем останется грязное пятно. Медею начало сильно раздражать вызывающее поведение оборотня. Хотелось сделать ему замечание. А больше хотелось наговорить гадостей. В ней все вскипало от злости.
Весь день Церус вёл себя отвратительно. Специально пугал людей: рычал, скалился и грубо разговаривал. Будь он приветливей, это, конечно, не изменило бы отношение людей к оборотням, но всё же он мог хотя бы не провоцировать их.
— Ты… ты… — Медея подбирала слова для колкости.
— Значит, я во всём виноват? — оскалился Церус.
Вскочив с кресла, он подошёл к столику с напитками и плеснул в стакан вина. Нарочно не аккуратно, а так, что разбрызгал напиток по столешнице и папенькиному коллекционному ковру.
— И что я должен делать, по-твоему? Улыбаться им? Или отвешивать людишкам реверансы? — Оборотень одним глотком осушил стакан и неловко изобразил книксен. — Может, что-то ещё? Хотя подожди, я понял! Я должен целовать их в задницы, так?! — Церус швырнул стакан о стену.
В стороны полетели осколки хрусталя. На светлых обоях расплылась противная клякса.
Да он просто озверел! Меди испугано охнула и сжалась.
— Как ты можешь так себя вести? — она была поражена. Обычно Церус был спокоен, даже слишком. — Нельзя ли проявить уважение? Это всё-таки мой дом.
— Вот! Ты опять это говоришь, — вздохнул двуликий и потёр лицо.
Как же он устал… В этом доме Церус чувствовал себя неуютно. Он чужой здесь. Чуждый. Ненужный элемент. И вся эта роскошь… Она давила и постоянно напоминала, кто он на самом деле — голодранец, попавший сюда по ошибке. Оборотень, годившийся только в стражники. Ведь Церус может только махать мечом. А Меди… Она сокровище, которого он недостоин.
— О чем ты? Что я говорю?
— «Моё», «мой», «мне»… — прорычал Церус и вцепился в свои волосы. Растрепал их и стал походить на злого бродягу.
— А что я должна говорить? — развела руки Медея.
Она не понимала, что ему не нравится в этих словах.
— «Мы»! Ты должна говорить и прежде всего чувствовать, что теперь есть только МЫ! — крикнул ей в лицо оборотень. — Медея, ты стоишь рядом со мной, но словно находишься в другом измерении. Багровая река будто и сейчас течёт между нами.
— Глупости!
— Ты всё время убегаешь от меня. Постоянно. Снова и снова.
— Не выдумывай! — изумлённо воскликнула Медея. — Я сбежала только раз. В самый первый день нашего знакомства. И то потому, что боялась. Узнай ты, что что я человек…
— А когда исчезла ночью? Я чуть не сошёл с ума, когда разыскивал тебя по всему замку!
— Меня позвала Доти, я не могла…
— А вчера? В гостинице?
— Я просто пошла посмотреть…
— На СВОЙ дом.
— Да. Я хотела увидеть мой дом.
— Вот! «Мой!» Ты словно отталкиваешь меня. Убегаешь.
— Неправда!
— А я хочу быть рядом с тобой. Чтобы были мы!
— Так и есть.
— Нет. Ты думаешь как одиночка и ведёшь себя как свободная самка. Никогда не советуешься, делаешь все, что взбредёт голову. И говоришь только о себе.
— Я, по-твоему, эгоистка?
— О-о-о! Это без сомнения! Эгоистка! Ещё какая! — усмехнулся Церус.
— А ты грубиян!
— Это точно, я — грубиян. И в этом доме… — оборотень огляделся.
— Что? Договаривай!
— Я чувствую себя нищим солдафоном. Среди всего этого…
— Если ты не способен увидеть и оценить красоту этого места, то…
— Что?
— …так и есть, Церус, ты — грубый солдафон.
— Дело не в красоте. Не знаю, как объяснить… Я вижу и примерно представляю цену всего этого. Потому и говорю, что чувствую себя тут не в своей тарелке.
— Ты просто завидуешь. У тебя никогда не было ничего подобного, и ты бесишься от завести! — зло крикнула Меди.
Все дело в его желании вернуться в крепость — вот к чему он ведёт. Думает, что Медее нужно все продать и побыстрее поехать с ним. К его друзьям. Он просто манипулирует ей. Давит на больные места. Заставляет чувствовать себя виноватой. В чем? Что родилась в зажиточной семье? Разве это плохо? Ну ладно, она тоже может делать больно.
— Ты вырос в нищете и не можешь простить мне, что я другая? Тогда ты, как и прежде, голодранец. Нищеброд, вот ты кто!
Меди прикусила язык, но было уже поздно.
— Ты права, я голодранец. А ты настоящая принцесса, — упавшим голосом проговорил Цер.
— Церус, прости. Я хотела сказать совсем другое!
— Так оставайся в своем замке, принцесса. А голодранец отправится туда, где ему самое место — в какой-нибудь притон, где он не будет марать дорогие вещи.