И там во всей красе демонстрировалось то, что находилось внутри инопланетного устройства.
И это было красиво.
— Что это такое, чёрт возьми? — послышался у неё из-за спины голос Оуэна.
— Это составное изображение, — ответила она, не оборачиваясь. — Созданное путём комбинации изображений с трёх различных датчиков. У самих сенсоров недостаточное разрешение для того, чтобы показать внутренности устройства – каждый из них мог видеть часть картинки, но всё в целом я смогла увидеть, только объединив их.
— Ага, — с сомнением протянул Оуэн. — Но что это за чертовщина?
— Не знаю, — просто сказала Тошико. — Но это красиво.
Изображение на экране представляло собой разноцветную схему, в которой не было ни одной прямой линии. Элементы, похожие на плоские овальные пластины разного размера, были связаны друг с другом и с созвездиями маленьких сфер паутиной соединений, а за ними можно было разглядеть большую массу неправильной формы.
— Я ожидал увидеть провода, — заметил Оуэн. — Может быть, батарею. Или батарея – это уж слишком? Может быть, печатные платы? Или я слишком старомодный?
— Они там есть, — сказала Тошико, осторожно проводя пальцами по экрану, следуя очертаниям того, что находилось внутри корпуса. — Но их не так легко увидеть. Здесь не та дизайнерская логика, к которой мы привыкли.
— Что ты имеешь в виду?
— Мы, люди, как правило, создаём свои устройства, следуя нескольким простым правилам, — продолжала она, теперь уверенная в том, что говорит о своих любимых вещах. — По проводам идёт ток, но ток нагревает провода, это означает, что сопротивление увеличивается и сила тока уменьшается, поэтому мы делаем провода как можно короче. Так мы теряем не слишком много энергии. Тепло должно рассеиваться, поэтому мы по возможности отделяем компоненты друг от друга, чтобы была возможна циркуляция воздуха. Мы используем транзисторы, чтобы по-разному переключать ток, и конденсаторы, чтобы накапливать его и выпускать большими блоками. Но что, если какие-то инопланетные приборы сконструированы по иным правилам? Что, если искусство важнее сохранения энергии? И если симметрия важнее эффективности?
— Это сумасшествие. Разве нет?
Тошико покачала головой. Она не могла отвести взгляд от экрана.
— Посмотри на это, Оуэн. Внимательно посмотри. Что ты видишь?
— Бардак. — Он подошёл ближе и сосредоточенно прищурился. — Нет, подожди. Ладно, это по-прежнему бардак.
— Расслабься. Не пытайся смотреть на экран: попробуй посмотреть за него.
— Что, как те картинки из точек? У меня никогда не получалось их разглядеть.
— Попробуй.
— Ладно. — На несколько мгновений воцарилась тишина. Тошико могла представить себе, как Оуэн скривился, словно маленький ребёнок. Может быть, даже язык высунул. — О. О, чёрт. Это то, что я думаю?
— Что ты видишь, Оуэн? Он глубоко вздохнул.
— Этого не может быть, но мне кажется, что я вижу лицо. Внутри этого устройства.
Грёбаное лицо!
Как только Гвен вошла в «Бабье лето», она поняла, что что-то изменилось.
Это заключалось не только в том, что ресторан почти опустел и официанты стояли повсюду с чайными полотенцами, ожидая, когда уйдут последние посетители; в большей степени это заключалось в том, что Рис и Люси держались за руки и смотрели друг другу в глаза.
Она словно приросла к порогу, чувствуя, как внутри у неё всё клокочет. Казалось, что её ноги действуют независимо от неё: они одновременно хотели подбежать к столу, чтобы она могла впечатать их тупые физиономии в столешницу, повернуться и быстро уйти из ресторана и упасть в обморок. С одной стороны, её тошнило; с другой – в глубине души существовала мысль о том, что это всего лишь какое-то искажение перспективы, заставляющее её думать, будто их руки соприкасаются, хотя на самом деле они лежат на столе далеко друг от друга.
Лицо Риса, когда он повернул голову и увидел её в дверях, поставило крест на теории об искажении перспективы. Его глаза расширились, и она видела – она действительно видела – как его лицо побледнело. Он выдернул свою ладонь из-под руки Люси, и мгновение девушка выглядела удивлённой. Потом она повернулась, проследив за исполненным ужаса взглядом Риса, и увидела стоящую на пороге Гвен.
И улыбнулась.
Гвен была удивлена, обнаружив, что внезапная вспышка гнева позволила её ногам привести её через ресторан к столику. Остановившись, она на мгновение даже растерялась, не зная, что сказать. Рис, в свою очередь, был вполне уверен, что не собирается ничего говорить, пока не поймёт, какую позицию заняла Гвен.
— Я не против того, чтобы ты съела мою еду, — сказала она Люси. — Но не думай, что ты можешь сделать то же самое с моим парнем.
Рис, к чести его, улыбнулся, хотя улыбка вышла натянутой и неестественной. Лицо Люси приняло выражение преувеличенного ужаса и беспокойства.
— О! — воскликнула она. — Я представляю, как это выглядит со стороны, но нет! Нет, я только рассказывала Рису о том, какие у меня проблемы с моим парнем. — Она театрально опустила взгляд. — Это было ужасно. Рис просто утешал меня. Тебе повезло, что у тебя есть он. Он очень чуткий.
Гвен не знала, что ей думать. С одной стороны, она не верила ни единому слову Люси. С другой стороны, ей очень хотелось поверить. Отчасти потому, что после событий в ночном клубе у неё просто не осталось сил на драку. А отчасти потому, что, если они с Рисом поговорят начистоту о состоянии их отношений, многое прояснится. Теперь она фактически имела моральное превосходство, и она не хотела, чтобы Рис чувствовал себя по-настоящему обиженным.
Поэтому она решила сделать то, что, как она поняла за время работы в Торчвуде, определяющим свойством человека. Она решила притвориться, что ничего не видела.
— Прости, — сказала она. — Это был длинный вечер. Мне нужно лечь спать. Люси, вызвать тебе такси?
— Всё в порядке, — ответила та, опередив Риса, который уже открыл рот, чтобы галантно предложить проводить её до дома или переночевать у них в гостевой комнате. — Я припарковалась за углом. Я доберусь сама.
Она встала и надела пальто. Глядя на Риса, она произнесла:
— Спасибо, что дал мне выговориться. Мне нужно было, чтобы кто-то меня выслушал. Увидимся в офисе завтра?
— Э-э... да. Спокойной ночи.
Люси направилась к дверям. Рис, к его чести, не смотрел, как покачивается на ходу её элегантная худая задница в слишком узких джинсах. Вместо этого он повернулся к Гвен и сказал кое-что, что добавило ему несколько очков в её глазах и избавило от перспективы провести ночь на диване.
— Я чувствую себя как человек, которого только что стащили с самого края скалы.
— Знаешь, тебе действительно не хочется думать о падении прямо сейчас. Даже вскользь.
Он засмеялся, и его смех был искренним, ненаигранным.
— Гвен... — начал он.
— Рис, нам не стóит говорить об этом. В самом деле не стóит.
— Не о чем здесь говорить, — ответил он. — Может быть, именно поэтому мы должны это сделать.
Они направились к двери, ощущая ту субтелепатическую связь, которая появляется у пар, долгое время живущих вместе.