Вопрос: было ли родство между Плещеевым и Пушкиным? Кто знает, просим ответа".
Вероятно, автором заметки был сам издатель "Русского архива" Петр Иванович Бартенев, много занимавшийся биографией А.С. Пушкина.
Насколько я могу судить, за последние сто лет никто из пушкинистов или генеалогов не удосужился ответить на поставленный вопрос.
Пришло время ответить. Работа с генеалогическими таблицами Пушкиных и Плещеевых дала положительный результат: эти старинные дворянские роды были связаны родством путем браков их представителей.
Правда, более чем за пятисотлетнюю историю рода Пушкиных они вступили в родство с Плещеевыми только один раз. Случилось это в первой четверти XVII века. В это время стольник Андрей Львович Плещеев женился на Аграфене Ивановне Пушкиной, дочери объезжего головы московского (с 1626 г.) Ивана Ивановича Пушкина.
В начале августа 1625 года в Москву прибыло посольство персидского шаха. В качестве подарка молодому московскому царю шах Аббас прислал часть одежды Иисуса Христа, которая была на нем в момент распятия. "Риза Господня, - указывается в Энциклопедическом словаре "Христианство", нешвейный хитон, полученный по жребию одним из воинов, бывших при распятии Иисуса Христа, - по преданию, грузином, принесшим Ризу Господню в Грузию, где она и сохранялась".
В честь прибытия персидского посольства в Грановитой палате Кремля был дан обед. Стольник Андрей Львович Плещеев подавал блюда царю. Он видел, как вскрывали ларец с ризой. 10 июля он стоял в свите царя Михаила Федоровича в Успенском соборе и смотрел, как патриарх Филарет, отец нынешнего царя Михаила Федоровича, укладывал ризу в специально изготовленный ковчег.
Возможно, он вспомнил строчки из 19-й главы Евангелия от Иоанна: "Воины же, когда распяли Иисуса, взяли одежды его и разделили на четыре части, каждому воину по части, и хитон; хитон же был не сшитый, а весь тканный сверху.
И так сказали друг другу: не станем раздирать его, а бросим о нем жребий, чей будет: да сбудется реченное в Писании: разделили ризы мои между собою и об одежде моей бросали жребий (Псал. 21, 19). Так поступили воины".
Но так поступили и отцы церкви: они разделили "неделимый" тканый хитон (ризу) на четыре части между Киевом, Москвой и Петербургом. Последний получил две части, хранящиеся в церкви Спаса Нерукотворного (Зимний дворец) и в соборном храме Петропавловской церкви. Но случится это уже в XVIII веке.
Андрей Львович не мог получить часть ризы Господней, следовательно, та риза, которая хранилась в семье Плещеевых, не являлась частью одежды Спасителя.
Скорее всего, часть святой реликвии передавалась в семье Плещеевых из поколения в поколение задолго до времени жизни Андрея Львовича.
Возможно, что какая-то информация сохранилась при переходе ризы из рода Плещеевых в род Пушкиных.
От отца своего, Льва Афанасьевича, Андрей Львович Плещеев получил тщательно хранящуюся в семье святыню православную - часть ризы. После него святыня должна была перейти к его старшему сыну, но брак с Аграфеной Ивановной, урожденной Пушкиной, детей им не принес, поэтому после смерти Андрея Львовича через его жену православная реликвия перешла в род Пушкиных. При переходе из семьи Плещеевых в семью Пушкиных сохранилось предание, что часть ризы получена от Алексея, митрополита Московского и Всея Руси, происходившего из рода Плещеевых. Однако часть легенды, и часть очень важная, забылась: Пушкины не знали, кому конкретно принадлежала риза. Тогда началось формирование новой семейной легенды, в которой утверждалось, что часть ризы, хранящаяся в их семье, является частью одежды Иисуса Христа. Александр Сергеевич Пушкин, став обладателем православной святыни, не стал подвергать сомнению подлинность семейной легенды. Он верил, что это часть Ризы Господней, и в день 10 июля - в праздник "Положения честной Ризы Господа нашего Иисуса Христа в Москве" - ходил в церковь или приглашал священника на дом.
Проблема в том, что митрополит Алексей (Плещеев), дважды ездивший в Иерусалим, не привозил из своих путешествий никакой ризы, тем более ризы Иисуса Христа. В противном случае в церковных или светских источниках об этом обязательно было бы сказано.