Можно лишь догадываться, с какой издевкой прозвучало поздравление со званием "невеста". Какая там невеста, если уже ребенок скоро родится.
Замечательно, что мнения будущей невесты никто не спрашивает. Кажется, что она с покорностью приняла бы любого другого жениха, если бы Дантесу удалось отвертеться.
Когда вопрос с женитьбой решился окончательно, родственница и непосредственный участник примирения Пушкина и Дантеса и последующего сватовства Н.И. Загряжская написала Жуковскому: "Слава богу, кажется все кончено. Жених и почтенный его батюшка были у меня с предложением. К большому счастию, за четверть часа перед ними приехал из Москвы старшой Гончаров и он объявил им родительское согласие, и так, все концы в воду".
Обратите внимание на последнии слова. Так говорят, когда хотят что-то скрыть. В данном деле это, скорее всего, беременность Екатерины Николаевны Гончаровой.
10 января состоялось венчание. Екатерина Николаевна живет в доме Геккерна, где располагалось посольство Нидерландов. Она усиленно скрывает беременность.
В доме барона Луи Геккерна Екатерина Николаевна столкнулась с вещами, о которых ранее могли не подозревать. Ей трудно, но она старается держаться. Из письма к брату Дмитрию от 19 января 1837 года: "...говорить о моем счастье смешно, так как, будучи замужем всего неделю, было бы странно, если бы это было иначе, и все же я только одной милости могу просить у неба - быть всегда такой счастливой, как теперь. Но я признаюсь откровенно, что это счастье меня пугает, оно не может долго длиться, я это чувствую, оно слишком велико для меня, которая никогда о нем не знала иначе как понаслышке, и эта мысль единственное, что отравляет мою теперешнюю жизнь, потому что мой муж ангел, и Геккерн так добр ко мне, что я не знаю, как им отплатить за всю ту любовь и нежность, что они оба проявляют ко мне; сейчас, конечно, я самая счастливая женщина на земле".
В письме все: испуг, подавленность, тревога за будущее. Она ясно дает понять братьям, что пишет о своем счастье через неделю, вернее, через девять дней после свадьбы только потому, что так принято, иначе было бы странно. Жизнь втроем невыносима. Екатерина Николаевна понимает, что долго продолжаться это не может. Но странно думать, что барон Луи Геккерн уступит ей Жоржа. Он слишком многим рисковал, чтоб теперь уступить. Бедная Катя чувствует себя лишней в этом доме. Мрачные предчувствия мучают её.
Может быть, братья ощутили тревогу и послали на разведку Александрину Гончарову. 24 января 1837 года Александрина доложила: "Все кажется довольно спокойным. Жизнь молодоженов идет своим чередом; Катя у нас не бывает, она видится с Ташей у тетушки и в свете. Что касается меня, то я иногда хожу к ней, я даже один раз там обедала, но, признаюсь тебе откровенно, я бываю там не без довольно тягостного чувства. Прежде всего я знаю, что это не приятно тому дому, где я живу, а во-вторых, мои отношения с дядей и племянником не из близких; с обеих сторон смотрят друг на друга несколько косо, и это не очень-то побуждает меня часто ходить туда. Катя выиграла, я нахожу, в отношении приличия, она чувствует себя лучше в доме, чем в первые дни: более спокойна, но, мне кажется, скорее печальна иногда. Она слишком умна, чтобы это показывать, и слишком самолюбива тоже; поэтому она старается ввести меня в заблуждение, но у меня, я считаю, взгляд слишком проницательный, чтобы этого не заметить". Обычно почему-то стараются не замечать, что Александрина называет барона Геккерна "дядей", а Дантеса "племянником". Злая насмешка над странностью их отношений. В доме идет скрытая война. Дом разделен на два лагеря. Дантес играет роль перебежчика.
Особенно тяжелы были, вероятно, первые дни совместной жизни, когда Екатерина поняла, что её муж одновременно является "женой" барона Луи Геккерна.
Положение её незавидно, но приходится терпеть ради "приличия". Александрина ясно пишет об этом: "Катя выиграла, я нахожу, в отношении приличия"... У её будущего ребенка будет отец, который даст ему свою фамилию. Ради этого она терпит.
В письме Александрины среди разнообразных мелких сообщений и "сплетен" есть две строчки, являющиеся ключом для понимания той информации, которую она сообщила о жизни Екатерины. "Не читай этих двух страниц, - просит она, - я их нечаянно пропустила и там, может быть, скрыты тайны, которые должны остаться под белой бумагой".
До рождения первого ребенка баронессы Екатерины Николаевны Геккерн оставалось около двух месяцев1.
19 марта 1837 года барон Георг Дантес-Геккерн выслан из России. Казалось бы, его молодая жена должна ехать вместе с ним. Нет, она остается с любящим и нежным дядюшкой Геккерном. Почему? Приближались роды. Она остается, и не позднее двадцатых чисел марта у неё рождается ребенок - это мальчик.
Ошибался Леонид Гроссман, когда писал, что "семейные письма Геккернов-Гончаровых явственно свидетельствуют, что через три месяца после своей свадьбы, - в апреле 1837 года, - Екатерина Николаевна Геккерн родила своего первого ребенка".
Она покинула Россию 1 апреля 1837 года. Если роды произошли за границей в конце апреля, то до рождения следующего ребенка остается всего пять с половиной месяцев.
Леонид Гроссман в работе "Документы о Геккернах" привел свидетельство о рождении в Сульце дочери Екатерины и Геккерна Матильды-Евгении. "1837 года 19 октября в три часа пополудни, пред нас Григория Уссольца, второго помощника заведующего метрическими книгами г. Сульца в Кольмарском округе в департаменте Верхнего Рейна, явился г. барон Д'Антес де Геккерн, имеющий более 25 лет от роду, землевладелец, жительствующий в сем городе, который предъявил нам ребенка женского пола, родившегося вышезначащегося числа, в полдень, в месте жительства его, прижитого в законном браке предъявителя с Екатериною Гончаровою, имеющей 25 лет и нареченною, по показанию его, Матильдою-Евгениею..."
Это серьезный документ, дающий возможность утверждать, что между рождением первого ребенка и второго прошло достаточное время. Наличие свидетельства о рождении Матильды-Евгении позволило В.М. Фридкину заявить, что "этот документ окончательно снимает известное предположение о беременности Екатерины до свадьбы, из-за которой будто бы Дантес решился на этот брак".
В науке ничего окончательного не бывает. Возражая В.М. Фридкину, можно предположить, что Матильда-Евгения родилась семимесячной, что вполне вероятно, если учитывать стрессовое состояние матери.
Дантес прилагает все усилия, чтобы сменить фамилию. На свидетельстве о рождении его дочери Матильды интересная приписка: "По приказу Кольмарского суда от 8 февраля 1842 года предписано: Матильде-Евгении, родившейся в Сульце 19 октября 1837 г., носить впредь фамилию отца её фан-Геккерн вместо д'Антеса, оставленной им, и тако именоваться ей в помянутой метрике. Сульц, 18 марта 1842 г. Подписался мэр граф Серзе Люзиньян"1.
Таким образом, дети Георга Геккерна и Екатерины Николаевны Геккерн стали носить фамилию Геккерн, а первый сын Екатерины, Алексей, остался на фамилии Дантес.
Интересное свидетельство о маленьком Алексее Дантесе оставила мать Екатерины, Наталья Ивановна Гончарова. Из её письма к баронессе Е.Н. Геккерн от 15 мая 1837 года: "Ты говоришь в последнем письме о твоей поездке в Париж; кому поручишь ты надзор за малюткой на время твоего отсутствия? Останется ли она в верных руках".
Обычно исследователи, исходя из термина "малютка" и местоимения "она", делают вывод, что Наталья Ивановна ошиблась годом, ибо речь идет о первой дочери Екатерины, Матильде, родившейся 19 октября 1837 года. Но местоимение "она" употреблено вслед за словом "малютка", которое находится в женском роде и требует такого же рода от местоимения.
Если учесть, что письмо Натальи Ивановны шло в Сульц две недели, а оно являлось ответом на письмо дочери, которое также находилось в пути две недели, то, следовательно, речь идет о ребенке, который был у Екатерины Николаевны Геккерн в середине апреля, то есть сразу по её приезде в Сульц. Таким ребенком мог быть только сын Алеша.