Данные о ней носят расплывчатый, скорее эмоциональный характер. Вспоминают её доброту, отзывчивость, большой интерес к творчеству деда. Получала с 1923 года академический паек, потом Пушкинскую пенсию. Но чем занималась - неизвестно!
Неожиданно встретил её имя в списке русских розенкрейцеров начала XX века. Причем, если верить списку, Анна Александровна Пушкина основала в 1912 году в Петербурге ложу "Орден звезды на Востоке".
Сразу вспомнилось, что Александр Сергеевич также являлся членом ордена розенкрейцеров в Петербурге. Вероятно, опека ордена над семьей поэта сохранилась и после его смерти. Вполне возможно, что и другие потомки А.С. Пушкина принадлежали к этому ордену.
Замечательно только, что Александр Сергеевич Пушкин пытался с 1830-1831 годов как-то дистанцироваться от "братьев" по ордену, а его внучка сама открывает ложу, вероятно, имея высокую степень посвящения и соответствующие полномочия.
Пройдет пятнадцать лет. Изменятся жизнь и страна, а Анна Александровна все так же будет вращаться в среде розенкрейцеров 20-х годов. Их лидер Борис Зубакин вспоминает о внучке Пушкина: "Рядом со мной внучка Пушкина, моя добрая приятельница, наклоняется к моему уху - и весьма желчно аттестует окружающих".
Игры в мистику и тайные духовные ордена в Советской России были опасны. Орден в начале 30-х годов разгромлен органами НКВД. Зубакин арестован. В 1938 году его расстреляют.
Подследственные на допросах называли имя Анны Александровны Пушкиной, но серьезных последствий для неё это не имело. Имя деда было лучшей охранной грамотой.
Она умерла в преклонном возрасте в Москве 5 июня 1949 года. Кому из родственников досталась ладанка со святой ризой - пока неизвестно.
Необходимо сказать, что существует версия Е.Н. Монаховой, которая предполагает, что в семье Пушкиных действительно хранилась ладанка с частью ризы Господней.
Автор полагает, что святыня перешла после смерти А.С. Пушкина к его сыну Александру Александровичу, а от него - к дочери Елене Александровне, в замужестве фон дер Розенмайер. При этом Е.Н. Монахова не учитывает, что ладанка с ризой должна была быть передана по мужской линии. У Александра Александровича был сын Александр Александрович, которому и должна была перейти ладанка. После его смерти ладанка могла перейти к кому-либо из младших братьев или к Анне Александровне, но Е.Н.Монахова предполагает, что если у Елены Александровны была печать А.С. Пушкина, то, конечно, должна была оказаться и ладанка с частицей ризы.
Вот что она пишет: "Мы знаем, что от дяди к А.С. Пушкину перешла фамильная гербовая печать. Можно думать, что и дальнейшие судьбы этих семейных реликвий - гражданской и церковной - оказались тождественны, т.е. обе они от Александра Сергеевича перешли к его старшему сыну... Александру Александровичу Пушкину, а затем к дочери последнего - Елене Александровне..."
Эта аргументация недостаточна.
С Еленой Александровной Розенмайер связана ещё одна легенда о пропавшем дневнике А.С. Пушкина. В 20-е и 30-е годы исследователи постоянно пытались его отыскать. Поисками дневника занимался Сергей Лифарь, который, по указанию Елены Александровны, отправил своего представителя сначала в Константинополь, а затем в Хельсинки, но ни купить, ни даже увидеть дневник не удалось.
Сто лет ушло, прежде чем удалось ответить на вопрос, поставленный редакцией журнала "Русский архив". Остается надеяться, что о дальнейшей судьбе православной святыни, хранившейся в семье Пушкиных, мы узнаем немного раньше.
Перстень-талисман
В марте 1917 года, когда, лишенные самодержавного стержня, начали распадаться правоохранительные структуры империи, значительно оживилась криминальная жизнь, особенно в столице.
Преступники стали интересоваться историческими раритетами. Их внимание привлекла коллекция Пушкинского музея Александровского лицея. Неизвестные преступники проникли в музей и похитили несколько экспонатов, среди которых - золотой перстень-талисман, принадлежавший Пушкину.
Сообщение о краже появилось в газете "Русское слово": "23 марта 1917 г. Сегодня в кабинете директора Пушкинского музея, помещавшегося в здании Александровского лицея, обнаружена кража ценных вещей, сохранившихся со времен Пушкина. Среди похищенных вещей находится золотой перстень, на камне которого вырезана надпись на древнееврейском языке".
Воры, конечно, не могли знать, что берут только золотую копию пушкинского перстня-талисмана и что сам подлинник украден ещё в 80-х годах XIX века. Тогда администрация музея решила скрыть кражу и заказала руководителю граверной мастерской Высшего художественного училища профессору В.В. Матэ копию по оттиску с подлинника.
Профессор Матэ заказ выполнил. Копия перстня-талисмана стала демонстрироваться как подлинник. Благо что никто не присматривался. Более тридцати лет научная и культурная общественность страны благоговейно взирала на копию, даже не подозревая, что, возможно, некий неизвестный коллекционер имеет возможность видеть и изучать подлинник.
В распоряжении ученых осталось весьма поверхностное описание перстня-талисмана (подлинника), сделанное безымянным посетителем первой Пушкинской выставки в Петербурге в 1880 году. "Этот перстень, - пишет автор, - крупное золотое кольцо витой формы с большим камнем красноватого цвета и вырезанной на нем восточной надписью. Такие камни со стихом Корана и мусульманской молитвой и теперь часто встречаются на Востоке". Автор ошибался. Надпись не была арабской и не являлась ни стихом из Корана, ни мусульманской молитвой. Московский раввин З. Минор совместно с востоковедами Д. Хвольсоном и Д. Гинцбургом перевели надпись следующим образом: "Симха, сын почтенного рабби Иосифа (пресвятого Иосифа старого), да будет благословенною его память".
Надпись сделана на крымско-караимском варианте древнееврейского языка. Если уважаемые ученые и раввин З. Минор не ошиблись, высказанная мною версия о караимском происхождении прадеда Пушкина Абрама Ганнибала получает ещё одно подтверждение. Надпись на караимском языке в связи с именем пресвятого Иосифа заставляет усомниться в том, что данный перстень (талисманом его называть теперь нельзя, ибо это обычный перстень-печатка) был подарен Александру Пушкину графиней Елизаветой Ксаверьевной Воронцовой во время его пребывания в Одессе.
Но тогда от научной биографии поэта откалывается значительный и очень романтичный кусок - легенда о любовной связи графини Елизаветы Воронцовой, жены генерал-губернатора Новороссийского края и наместника Бессарабии графа Михаила Семеновича Воронцова, и молодого, талантливого и скандально известного поэта Александра Пушкина.
Есть только два аргумента в пользу научно-легендарной концепции о романе графини Воронцовой и Пушкина: сам перстень и стихотворение "Талисман", написанное, как нас убеждали десятилетиями, в память о южной любви находящимся в далекой от юга Михайловской ссылке поэтом, с тоскою взирающим на память о ней - перстень-талисман, подаренный любимой.
Если перстень не подарок Елизаветы Воронцовой, а стихотворение "Талисман" не является свидетельством или документом, удостоверяющим факт подарка Пушкину золотого перстня, ибо в стихотворении ничего о перстне-талисмане не говорится, то что же остается?.. Что же остается от большого и красивого пласта научной биографии поэта? Развалины, за которыми уже можно разглядеть подлинную биографию.
Художник В.А. Тропинин, писавший в 1827 года портрет Пушкина, изобразил на большом пальце правой руки поэта тот самый перстень, якобы подаренный Пушкину Елизаветой Воронцовой. На портрете видна только небольшая часть кольца, поэтому трудно судить, как оно выглядело, но то, как он его носил, наводит на размышления. Задумаемся: если кто-то (особенно светская дама!) решил подарить близкому человеку перстень, даритель обязательно поинтересуется размером пальца человека, которому перстень предназначается. Если перстень не подойдет - это знак пренебрежения или обидной для любящего невнимательности.