Она появилась почти сразу же. На ее поднятой руке еще был заметен слабый след от только что снятого браслета, ноги босые. Когда она увидела, кто стоит на веранде, озорно улыбнулась и кивнула. Эрик пододвинул один из стульев, стоявших на веранде, развернул его к двери и уселся.
Она быстро открыла дверь и несколько секунд спокойно смотрела на него.
— Чего ты хочешь?
— Что за вопрос, милая?
— Ты и в самом деле крутой парень?
— Ну что ты. Я ласковый, как ягненок.
— Ну уж конечно! Знаешь, я устала, и у тебя заботы. Плохое сочетание, так почему бы нам просто не отправиться спать? Эрик встал и кинул сигарету через перила в песок.
— Это было бы замечательно.
Он вошел за ней в дом.
Картинно подбоченившись, она стояла посреди гостиной. На Лили были темно-синие домашние брюки. Эрик заметил, что ногти на руках у нее не накрашены и обкусаны почти до кожи. Это его заинтересовало.
— Забавно. Однако я не приглашала тебя войти. Эрик кивнул в сторону фотографий обнаженных мужчин на стене:
— Твои друзья?
— Пантеон моих старых любовников.
— Ну уж.
— Не веришь?
— Полагаю, большинство из них чувствовали бы себя уютнее в парной, чем в постели с женщиной.
Она опустилась на диван и растянулась, как кошка, которую давно не гладили.
— Я тут слышала про тебя забавные вещи.
— И что же?
— Ты ведь знаешь, как много слухов ходит о красивых актерах. Все считают их геями.
Он рассмеялся, а потом залюбовался великолепными линиями ее тела.
Она чувствовала себя достаточно уверенной, и это разглядывание скорее позабавило ее, чем смутило.
— Сейчас, наверное, мне следовало бы сдаться перед твоим гипнотическим напором и раздеться?
— Не уверен, что я готов отказаться от удовольствия хорошенько попариться.
Она рассмеялась глубоким грудным смехом:
— У меня такое чувство, что мой ангел-хранитель отвернулся, когда я позволила тебе войти. — Она встала и зевнула, поднимая с шеи шелковистые светлые волосы. — Плеснуть тебе чего-нибудь на дорогу?
Он отрицательно покачал головой.
— Позвоню тебе завтра утром.
— Вот что я вам скажу, мистер Диллон. Если на следующей неделе захотите немного расслабиться, меня, думаю, можно будет уговорить открыть для вас бутылку «Шато-Латур» и поставить записи Чарли Паркера.
Эрик не намеревался облегчать ей задачу.
— Жаль, но на следующей неделе у меня съемки.
— Да?
Подняв воротник ветровки, он пошел к застекленным дверям.
— Может, я позвоню, когда вернусь.
Она вздернула подбородок.
— А может, я буду занята.
— А я все же попытаю счастья.
Он вышел, усмехнулся и закурил сигарету.
Когда на ранчо приехала Хани, Дэш работал в выгоне, проверяя холку у одного из трех арабских скакунов, которых прикупил к четырем другим лошадям. Она вышла из машины и направилась к нему. Юбка в стиле «кантри» вилась вокруг ног, нарядными кружевами поигрывал жаркий полуденный ветерок.
Белый джемпер и голубые босоножки дополняли общую картину; в недавно проколотых мочках сверкали маленькие золотые шарики. За полторы недели, прошедшие с вечеринки, они с Лиз предприняли два похода по магазинам, и сейчас у нее был целый гардероб маленьких платьев с оборками, свободных брючек и блузок, стоивших целое состояние, фирменных джинсов, шелковых безрукавок, поясов, браслетов и туфель всех цветов и фасонов. В последние несколько вечеров Хани часто открывала шкаф и просто любовалась красивыми тканями. Словно она годами страдала от острого недоедания, и наконец ее привели и поставили перед банкетным столом, уставленным деликатесами. Хани смотрела на свои сокровища и никак не могла наглядеться.
Порой ей даже казалось, что некоторые ее туалеты живут собственной жизнью. Несколько часов назад она провела рукой по маленькому небесно-голубому платью с блестками, довольно вызывающего фасона, и ощутила непреодолимое желание надеть его. Это платье явно не было создано для обычной поездки днем на пыльное ранчо, но Хани едва смогла удержаться. Казалось, переливающееся голубое платье говорило ей: «Надень меня! Если наденешь, он не сможет перед тобой устоять!»
Хани неловко подняла руку и помахала Дэшу:
— Привет!
Дэш кивнул в ответ, не отрываясь от своего занятия. Она остановилась, облокотилась о верхний брус изгороди и стала наблюдать. Солнце грело руки и спину, но это не облегчало напряженности, витавшей в воздухе. Со времени той вечеринки они еще не разговаривали.
Наконец он закончил осматривать лошадь и направился к ней, весь потный и пропахший конюшней. Дэш заметил ее наряд, но никак не отозвался на отсутствие обычных мешковатых джинсов и выгоревшей на солнце футболки. Где-то в глубине души Хани пожалела, что не надела то вечернее голубое платье.
— Было бы чудно, если бы ты предупредила, что собираешься заглянуть, — сказал Дэш язвительно.
— Я звонила, но никто не брал трубку. — Она сняла ногу с нижнего бруса изгороди. — Пойду-ка я лучше сделаю лимонад. Похоже, тебе жарко.
— Не утруждай себя. У меня сегодня нет времени быть вежливым.
Хани не отрывала от него взгляда.
— А почему ты сердишься? От тебя веет ледяным холодом после той вечеринки у Лиз.
— Будто ты не знаешь, с чем это связано.
— Дэш, я ведь не Дженни! И у тебя нет причин превращаться в папашу-мстителя.
Несмотря на кротость, с какой были сказаны эти слова, Дэш вспыхнул как спичка:
— Я превратился в твоего друга, только и всего! Ты вилась вокруг этого парня, как сука в период течки! Я даже не знаю, с чего это мне пришло в голову останавливать тебя. Держу пари, что он позвонил тебе той же ночью, а наутро был уже в твоей постели!
— Это случилось немножко позже.
Дэш глухо выругался, и на лице его отразилось чувство, похожее на боль.