— Может, передохнете? — предложила Галина Михайловна. — Или я сумку возьму? Или дайте мой чемодан.
— Ништо, — отказался Крупенюк, пробираясь вперёд по рыхлому, выпавшему за ночь снегу.
Она шла легко, хотя ноги проваливались в снег почти по колено.
— От теперь, — вполголоса произнес Крупенюк и тяжело перевел дыхание.
Он жестом велел ей пригнуться и, когда она это сделала, начал пояснять:
— Ишшо метров пятьсот. Вон лесочек видите? Сейчас лощинка будет, потом угор, кусточки, а там пустошь. Это мертвое пространство...
— Безопасно? — спросила Галина Михайловна.
— Не-е. Самое опасное. Говорю — мертвое.
Галина Михайловна в душе улыбнулась над тем, как он своеобразно понимает «мертвое пространство», но ничего не сказала.
— Это метров десять, — продолжал Крупенюк. — Это бежать надо. Там камень по дороге. Не спотыкнитесь. Ну и остаток по-пластунски.
Она слушала и удивлялась: чего тут такого? Как об этом можно столько говорить? Она видела снежное поле. Кустики. А совсем недалеко лесок. Только какой-то странный, срезанный, куцый, почти без вершин.
Что-то дзинькнуло. Крупенюк притиснул её к дереву. Не успела она возмутиться, он произнес:
— Клюнуло, — и показал глазами на дерево.
Галина Михайловна взглянула на ствол и заметила царапину, будто по коре провели острым предметом. Но и это её не напугало. Она продолжала ощущать себя отрешенной и посторонней. Это он, санинструктор Крупенюк, был действующим лицом, а она шла за ним и наблюдала.
— От плохо. — Крупенюк покачал головой. — Засекли, значит.
«Так не ходите», — хотела сказать она, жалея его и совсем не думая о себе.
— Подождем. Замри, — прошептал Крупенюк и опустился на локти, глазами повелев ей сделать то же. Но Галина Михайловна вовсе не хотела ложиться в снег и подчинилась исключительно из чувства сострадания к санинструктору.
— За мной. И не отставайте, — прошептал Крупенюк, привстал и, как в воду, снова нырнул в снег.
Впереди себя он толкал её чемодан, а за ним полз сам, ловко передвигая ногами. Галина Михайловна видела широкие подошвы его сапог со стоптанными каблуками. Она ползла, сдерживая возмущение. «И чего? И зачем? Нагоняет страху».
Было тихо. Никто не стрелял. Снег лежал белым, нетронутым. Смотреть на него приятно, но когда он попадает в рукава и холодит тело — совсем не радостно. «Слушайте, пойдемте нормально», — собиралась предложить Галина Михайловна, но в этот миг где-то сбоку послышались хлопки, будто кто-то играл в детскую хлопушку.
— Быстрее, — зашептал Крупенюк, и подошвы его сапог стали отдаляться от лица Галины Михайловны.
За кустами они остановились. Галина Михайловна повернулась на бок, чтобы вытряхнуть снег из рукава. И тут заметила, как на нее стали падать веточки, словно их срезал невидимый садовник. Наблюдать это было забавно: никого нет, а веточки падают.
— Тихо. Замерли, — прошептал Крупенюк.
Из сочувствия к нему она даже дыхание затаила. Кругом было пусто, и казалось, что за десятки километров вообще нет ничего и никого живого.
— Теперь рывок. Сперва я, потом вы. Только со всей силы. Пушше, пушше.
Крупенюк вскочил, подхватил чемодан и рванулся вперёд.
«Куда вы?» — хотела крикнуть Галина Михайловна.
Но Крупенюк был уже далеко, и ей ничего не оставалось делать, как побежать за ним...
Галина Михайловна невесело усмехнулась, вспомнив, о чем она тогда думала, когда бежала за санинструктором. Она думала, не высоко ли она поднимает ноги, прилично ли она бежит.
— Замерли, — приказал Крупенюк, и она снова затаила дыхание. — Чего они молчат? — прошептал он.
— И вообще надо было... — вырвалось у Галины Михайловны.
— Тихо. Ишшо не все.
Крупенюк осторожно прополз еще несколько шагов и не выдержал тишины, приподнял голову. И тут опять хлопнула хлопушка, и он уткнулся в снег. Галина Михайловна обратила внимание на его подошвы, левая как-то странно подвернулась, носком внутрь.
— Что такое? — спросила она. — Товарищ Крупенюк, товарищ Крупенюк. Ну-ка, встаньте сейчас же.
Крупенюк не двигался. На мгновение, лишь на мгновение она оцепенела, то есть тело оцепенело, а голова вдруг заработала отчетливо: «Прежде всего, надо выяснить, что с ним». И она приказала себе действовать. Подползла к санинструктору, повернула его на бок и увидела над правой бровью круглое красное пятнышко. И больше ничего. Только завязанная шапка на затылке пропиталась кровью, хлюпала под рукой. Пунцовые щеки Крупенюка побледнели.
— Мертв, — прошептала Галина Михайловна и повела глазами по сторонам, поняв, в каком ужасном положении она очутилась.