Из-за брезентовой занавески раздавался здоровый храп санитаров, шепоток сестер. Где-то вдали, должна быть у штаба, негромко переговаривались люди. Пахло сосной, грибами, нашатырем, которым с вечера сестры чистили свои гимнастёрки. И все эти запахи, тишина, покой и убаюкивали, и волновали Сафронова.
«Не на войне, а у войны. Все жду, жду, жду...»
5
Подняли их по тревоге. По общему шуму, по движению, тотчас заполнившему лес, по недалекому гудению машин Сафронов понял: на этот раз серьезно.
— Быстро! — крикнул он в темноту палатки, но, выскочив на воздух, убедился, что кричал напрасно: подчиненные уже стояли у выхода.
— К штабу, — приказал Сафронов и первым побежал по изученной за частые ночные «срочные» вызовы тропинке.
Он бежал и слышал за собой частое дыхание Кубышкина, а со всех сторон доносились топанье тяжелых сапог по земле и голоса, обрывки фраз, окрики, команды. Сафронов чувствовал легкое бодрящее напряжение, неведомое ему до сих пор. И топот бегущих со всех сторон люден, и их голоса, и ночная свежесть — все это тотчас развеяло остатки сна.
У штаба уже стояла группа офицеров.
Сафронов доложил НШ о прибытии взвода. В ответ Царапкин подал команду:
— Становитесь повзводно. Общее построение.
И тотчас люди начали двигаться, а голоса смолкать. Сафронов уловил в них то же легкое напряжение, что и в самом себе.
«Тоже волнуются», — подумал он.
Быть может, случись это днём, он чувствовал бы все по-другому, но сейчас, ночью, ощущение было особое, обостренное.
Командир медсанбата объяснил задачу:
— Передислокация. На свертывание один час.
НШ добавил:
— Командиры взводов, ко мне. Получите машины и водителем.
И снова все пришло в движение. Загудели машины. То там, то здесь ночную темноту разрезали лучи фонариков.
Люди переговаривались, наверное, не слышнее, чем днём, но в ночной тишине голоса слышались резче, отчетливее, они перемешивались, сливались и снова отдалялись друг от друга.
Вернувшись к своей палатке вместе с водителем, Сафронов начал отдавать команды, кому что взять, за чем проследить, кто за что отвечает.
Подчиненные с непривычки, да еще в темноте, все путали, сталкивались и ворчали один на другого.
— Тихо! — прикрикнул Сафронов. — В первую очередь вынести медикаменты, перевязочный материал и шины.
— Уже вынесли, — ответила Стома.
Только теперь Сафронов заметил, что сестры стоят в сторонке под сосной и не участвуют в общей суете и движении. Подле них действительно находилось все положенное имущество. А они сами были в шинелях, туго перетянутых ремнями.
— Нужно машину, — сказала Люба, — чтобы сразу грузить.
— Это верно, — согласился Сафронов, не придав значения тому, что предложение сделала сестра, подчиненная, а не он, командир. — Сюда подъехать можете? — спросил он шофера.
Шофер козырнул и скрылся за деревьями. Из палатки донёсся дружный хохот. Сафронов бросился туда:
— В чем дело?
Санитары не могли остановиться, лишь показывали пальцами на Галкина.
Тот стоял, виновато склонив голову, и тоже улыбался. Лицо у него было чем-то измазано и блестело в свете фонарика.
— Посуду хотел вылизать, — объяснил он. — Нетто грязную везти?
— Приведите себя в порядок. Выносите носилки, — распорядился Сафронов.
Подошла машина.
— Грузимся. Быстро! — подал команду Сафронов.
И опять он услышал слова Любы, обращенные не к нему, будто бы к шоферу, хотя к тому обращаться было незачем, — он здесь не командует.
— Сначала палатку надо.
— Да, да, палатку, — опять согласился Сафронов. Палатку не могли закинуть в кузов. Брезент плохо свернули, и он расползался под руками, как вата.
— Отставить! — крикнул Сафронов. — Сверните снова. Туго сверните. Кубышкин!
— Тяжелая, стал быть, — кряхтел Лепик, затягивая палатку в кузов.
— А ты дрын подсунь, — советовал Трофимов. — Не за верёвку тяни, за палку.
«Не зря он сержант, — оценил Сафронов. — Парень, видать, смекалистый».
Разные чувства одолевали Сафронова: и радостное волнение, с которым он бежал по тревоге, и желание сделать все быстро и хорошо, не отстать от других взводов, и досада, что дело не налажено и валится из рук. Он то бросался помогать подчиненным, то наблюдал за их работой со стороны, то давал указания, то отходил з темноту, скрывая раздражение.
Палатку погрузили вроде бы нормально, к самой кабине, носилки — плохо. Они торчали из кузова, как ложки из стакана.