— Разве до сна, когда фриц клешни протянул к Москве. Подумать только! Мне бы автомат! — не сдавался Роман Судаков.
— Зачем тебе автомат? У тебя баранка. Знай крути. Раненых вози. А рядом молодая санитарочка.
— У меня вовсе не санитарочка, а санитар — боец Титов.
— Значит, не повезло.
— Это мы потом увидим, кому повезло.
— Ну и архаровцы, не дадут поспать, — хрипло отозвался еще один боец. — Вон и командир взвода задремал.
— Потише, товарищи, — подняв голову, вмешался сержант Фролов.
В вагоне стало тихо. Только слышался перестук колес.
2
В Перми стояли недолго. Сменили паровоз, резкий гудок — и снова в путь. Эшелон уже тронулся, а Шубина стояла задумавшись. Потом вдруг спохватилась и закричала:
— Товарищ лейтенант, дайте руку!
Шевченко подался вперед, схватил ее руку, помог выбраться на платформу.
— Чуть не отстала. Снегирева попросила газеты купить.
— Ну, залезайте в кабину, — предложил Шевченко, — а то озябнете. Когда теперь будет остановка.
В кабине уютно. Даже пригревало осеннее солнышко.
— Ой, как тут тепло! — улыбнулась Аленка.
— Это сначала так кажется. Проедете — узнаете. А о вас там, наверное, беспокоятся. Думают, что отстала.
— Они же видели, что я к вагонам бежала.
— Вы что же, специально в кабине решили проветриться?
— Может, и специально. Нет, маленько запоздала...
А я ведь сейчас вас не боюсь. Это раньше боялась. Когда в сводном взводе была. Вы мне казались очень сердитым, строгим.
— Я и сейчас строгий.
Аленка взглянула на Павла.
— И нисколько вы не строгий. Излишне серьезный, и только. Я давно... — и осеклась, замолчала. Прошла минута, две, три... Молчание становилось в тягость. — Что же, мы так и будем молчать, товарищ лейтенант?
— В таких случаях о звездах говорят, товарищ сержант Шубина.
— Сержант! Сержант! — произнесла она, и на ее глаза навернулись слезы.
— Я вас обидел?! — испугался Павел. — Простите!
— Нет, нет, что вы! Я вам так благодарна, что помогли мне съездить на похороны тети. — Аленка ткнулась ему головой в грудь и заплакала. — Одна я теперь, совсем одна. Правда, есть еще тетя по отцу в селе подо Ржевом, но, может быть, ее уже нет и в живых. Немцы там. Я к ней в прошлом году заезжала, когда в Москве была.
«Откуда она знает о моих хлопотах? Наверное, Уралов рассказал. А может, Снегирева? Так я и не успел научить Аллу Корнеевну водить машину. Да и когда, началась погрузка дивизии на фронт».
— А я такая трусиха, — продолжала Аленка. — Я не сумею убить врага, растеряюсь.
— Елена Савельевна, вы же сами говорили, что призваны лечить, а не убивать.
— Зовите меня Аленой, хорошо? А то у нас в школе была учительница Елена Савельевна. Совсем старенькая, в очках.
— Ладно.
— Вы же учили штыковому бою.
— То так, на всякий случай. На войне всякое бывает, Алена.
«Как нежно звучит в его устах «Алена»», — подумала она, а вслух спросила:
— Мы к Москве едем?
— Не знаю. Но там сейчас очень трудно.
— Москву удержим?
— Наверное, это и от нас с вами будет зависеть, от сибиряков, уральцев.
— Как красиво вокруг! — вдруг переменила тему Шубина. — Вот запечатлеть бы все это на полотне! Вон ту дух опушку, хату и колодезный журавль. Смотрите, какой журавль!
Павел ничего не ответил, словно ушел весь в себя. Замолкла и Аленка. Она может закрыть глаза и помнить каждую черточку его лица.
Высокий, плечи крутые, грудь широкая. Открытый лоб, от которого мыском убегают назад льняные волосы. На левой щеке маленькая точечка — родинка. Твердые линии подбородка с ямочкой. Брови густые. В глазах таится голубизна, как на лесных подснежниках. Они бывают, эти глаза, строгими, внимательными, ласковыми, насмешливыми. Наверное, только из-за глаз можно поверить в человека и полюбить. Он ей нравился, но это и пугало, наводило тоску, внушало мысль о недоступности. Лучше был бы он некрасивым. А то сколько девушек от него без ума! Взять ту же Снегиреву или Наталью Трикоз. Нельзя такого не полюбить.
— Вы не озябли? — Павел взял ее за руку.
— Нет. Я кое-что поддела, а на ногах пимы, из дома прихватила.
Она отвернулась и стала смотреть в сторону, мучительно стараясь угадать, заметен ли румянец на ее щеках.
«Неужели комбат от нее так и отстал? — думал Павел. — Хотя, кажется, Травинский сейчас переключился на Зину Журавлеву. Аленка, может, назло ему и села ко мне в машину».
— А не боишься комбата? — спросил Павел и тут же смутился от сказанного. Ну к чему такой вопрос? Глупо!
— Комбата?! Нисколечко! Он собирался, кажется, за мной ухаживать, но потом отстал.
Павел пожал плечами: «Кажется!»