3
Бойцы эвакотранспортного взвода ехали в отдельной теплушке. В конце эшелона прикреплены платформы с двадцатью автомашинами. Одну машину отправила вместе со штабом дивизии.
От печки в вагоне жарко. Но стоило истопнику зазеваться, как из неплотно прикрытых дверей и через железные створки окон проникал холод. Пахло дезинфекцией, паровозной гарью, человеческим потом. Некоторые бойцы жались к еще теплой печке, другие спали на деревянных нарах. Всю солому с нар убрали, так как в первом эшелоне возник пожар.
У дверей, которые то и дело отодвигались и задвигались, верховодил Иван Копейкин. Домино ему надоело, он сидел на чурбаке, показывал фокусы.
— Беру одну спичку, заворачиваю в платочек. Три раза дую. Вот так. Теперь ломай.
Петр Фирсанов бережно нащупывает в носовом платно спичку и ломает. Даже слышен треск.
— Теперь, Петя-петушок, золотой гребешок, разворачиваем платочек и показываем публике.
Спичка с коричневой головкой целенькой лежала на промасленной ладони Копейкина. А Фирсанов часто моргает глазами от удивления.
— Ты, Иван, случайно шпаг не глотаешь? — бросает от печки Куваев.
— Не пробовал, — отвечает Иван Копейкин, — Может, и получилось бы.
— Ну и циркач! — удивляется Титов.
— Нет, сроду шофер. Пытался стать шахтером, не получилось, — и тянется к шапке Фирсанова, чтобы натянуть ее на глаза, но тот уклоняется. — Чего испугался? Фокус хотел показать. Ну, ладно, Петушок, отгадай детскую загадку.
— Давай.
— Кому рубят голову, а кровь не течет?
Петр Фирсанов морщит лоб.
— Ну, ну...
— Капуста, — с облегчением отвечает Фирсанов.
— Зубов нет, а кусается?
— Теща!
— Какая тебе теща?! Крапива!
— Один дурак может задать такой вопрос, — отзывается с нар Олег Кукольник, — что десять умных не ответят.
— А ты лежи там, умник!
Шевченко лежал под нарами среди тюков — на месте, которое ему предложил боец Титов. Работал он где-то в лаборатории, был на броне, но добровольно попросился я армию. Его определили в санитары. Он сразу снискал уважение, помогал Комаревичу. В этом углу было тепло, потому что дверь с этой стороны не открывалась.
— Видите, — сказал Иван Копейкин и кивнул в сторону лейтенанта, — на сон командира потянуло. А девушка ничего. Правда, малышка. Но мне бы как раз. Я к ней подкатывался. Не один котелок гуляша приносил, когда дежурил на кухне. А она нуль внимания. Сказано - рядовой водитель Копейкин. И фамилия такая...
«А может, подняться и приструнить его? — подумал Павел. — Ишь, разболтался».
— Брось паясничать, Иван, — осадил его Титов.
— Аль не видишь? Я видел, как она, словно козочка, скок на платформу за ним. Тут не скроешься. Это не военные лагеря, где кругом лес да кусты.
— Ты видел?
— Видеть не видел, у меня нюх разведчика. А хороша девка! Глаза — озера, зубы — жемчуг. Волосы — пшеница. Эх, на такой бы мне жениться! — и рассмеялся.
— Да у нее глаза-то карие. И волосы совсем не пшеница, — возразил Петр Фирсанов. — Только зубы, ты прав, очень белые.
— Да? Ты смотри, и Петя Фирсанов — не иначе — в нее втюрился!
— У него девушка в селе осталась. Ты же видел — навещать приезжала.
— Так то невеста?! А говорил сестра. Ну и Петя-петушок! То-то ты целыми днями из своей «Сильвы» арии напевал.
— Скажи правду — вы еще что-нибудь сморозите. А она у меня строгая на этот счет.
— Хороша краля...
Шевченко стиснул зубы и повернулся на другой бок. Болтают черт знает что! А сон не приходил.
— А ты поэт? — кто-то спросил шепотом у Копейкина.
«Кто это спросил? — прикидывал Шевченко. — Наверное, Куваев. Кажется, его простуженный голос».
— Нет, я не поэт. Вот мой дружок, на год он моложе меня, настоящий поэт. С четвертого класса стишки сочинял. Про тайгу, про птиц да разных зверюшек. А с шестого класса даже, по моему заказу, о любви стал писать. Когда я перешел в седьмой класс, в нашу школу приехала новая учительница. А у нее дочка, Наташа. Она в наш класс пришла. И все повернула по-другому. Вот скажите, почему одна девчонка может повернуть все по-другому? Не знаете. То-то! Даже я начал к урокам готовиться. Раньше кое-как, а тут прибегу — и сразу за книги. Даже мать удивилась: наконец-то ее сынок за ум взялся. В общем, интересно было с ней, городской: общительная, умная. Сказано, дочь учительницы! А мы что — деревенщина. И паровоза в глаза не видели. Разве только на картинке. Куда она пойдет— за ней хвост. А один мой кореш даже астрономию стал изучать, хотя в седьмом классе ее и не проходили. Наверное, расчет такой: будет Наташу из школы провожать домой, о чем с ней говорить. Конечно, о звездах и мировом космосе. Мы ему даже кличку приклеили — Звездочет.