— Согласуйте с командиром эвакотранспортного взвода, кто на какой машине поедет.
— Восемь машин загружены полностью медицинским имуществом, — доложил Шевченко. — А одиннадцать машин под личный состав, продовольствие.
— Да, под самую завязку, — сказал Травинский. — Надо подсчитать.
— У меня уже есть расчет, — сказал Горяинов. — Мне две машины, — и подал заявку Шевченко.
У других расчета не было.
— А может быть, мы, Анатолий Львович, сначала оперативную группу вышлем? — предложил комиссар Криничко.
— Нет, всем батальоном вместе двинемся, а то еще заблудятся. Лейтенант Шевченко, когда, по-вашему, мы завтра будем на месте?
— Это зависит от дороги.
— Дорога всюду расчищается местным населением. Я сейчас проехал двенадцать километров и ни разу не забуксовал.
— Будем к двенадцати часам дня, может, немножко раньше.
— Медленно-медленно. На машинах, как пешком.
— Пешком мы за сутки не доберемся. Ведь семьдесят пять километров.
— Ну хорошо, к двенадцати завтра устраивает нас. В семнадцать ноль-ноль ужин. В двадцать ноль-ноль — отъезд. Все свободны.
Заканчивается погрузка последних машин. Шевченко посматривает на часы: половина девятого.
Пятитонная походная кухня в середине колонны. Травинский бегает, суетится. Время от времени дает путаные, противоречивые приказания. В девять вечера командир батальона идет к передней машине и занимает место в кабине.
— По машинам!
Трогается первая, словно принюхиваясь к снегу полузатемненными фарами. Они, словно живые, вздрагивают и начинают двигаться.
Помкомвзвода Фролов на последней полуторке, Шевченко следует в середине колонны. Пахнет горючим, щемящим ароматом лекарств.
Слышно, как напряженно, с усилием работает мотор полуторки, которая тянет кухню. Ну и Комаревич! Вместо того чтобы получить котлы старых кухонь, с ведома комбата достал танковую. Теперь придется с ней помучаться.
Но проехали и шести километров, как машина Петра Фирсанова заглохла. Остановились и сзади идущие, а потом и вся колонна.
И тут же команда:
— Лейтенанта Шевченко к головной машине!
«Надо же разобраться, в чем дело. Дать указание, а потом уже бежать докладывать».
— Что случилось, Фирсанов?
— Дифференциал загремел, товарищ лейтенант.
— Снимите с автомашины, которую тащат на буксире.
— У меня есть, товарищ лейтенант, — сказал красноармеец Копейкин и, обходя машины, побежал в хвост колонны.
«Откуда у него дифференциал? — подумал лейтенант.- Наверное, тоже снял с той злополучной машины».
— Красноармеец Куваев, помогите!
Действительно, остальным здесь делать нечего. Лейтенант ускоренным шагом направился к головной машине, на которой следовал комбат.
— Что там, лейтенант? — это голос Широкой.
— Поломка.
— Чаще бы поломки были, хоть погреемся, а то совсем задубели.
— Чего ж ты задубела? Валенки у тебя, под шинелью телогрейка.
— Не шуба греет человека, а человек шубу, товарищ лейтенант.
Командир батальона уже шел навстречу, по походке его далеко узнаешь. Он ходит как-то странно: голову чуть наклони и руками почти не машет.
— Ну, что там снова у вас? — спросил он так, словно колонна уже не раз останавливалась.
— Товарищ военврач второго ранга! У одной машины вышел из строя дифференциал.
— Ты мне толком докладывай. Дифференциал!
— Дифференциал — одна из частей заднего моста.
— Ну и что?
— Он оказался в запасе. Будем менять.
— Будем, будем! Почему не меняете?
— Приступили.
— Сколько времени положено менять?
— Минут двадцать — двадцать пять.
— Даю вам десять, лейтенант. Через десять минут колонна должна начать движение. Ясно?
«Он прикажет и аппендицит оперировать за десять минут», — подумал Шевченко.
— Ликвидируете поломку — доложите!
Когда Шевченко подошел к машине, ему подали снятый дифференциал: два зуба были выкрошены.
Под полуторкой уже возились Куваев и Фирсанов, а Копейкин подсвечивал карманным фонариком.
«Молодцы, ребята!»— про себя отметил Шевченко и спросил:
— Надежный?
— До конца войны работать будет, — отозвался Копейкин.
Ровно через двадцать минут, обходя машины, лейтенант пошел докладывать командиру батальона.
Почти у каждой автомашины спрашивали:
— Лейтенант, скоро двинемся?
— Комбату доложу, и поедем.
Командир батальона выслушал доклад, посмотрел на часы, сказал:
— Уложились в срок.
Травинский, конечно, не мог не заметить, что меняли дифференциал не десять минут, а двадцать, и, наверное, подумал: «Дай им полчаса — будут час возиться».