— А как же быть с сопровождающими раненых? — спросил Шевченко. — Шоферы в медицине не разбираются. Они в кабине, а раненые в кузове, да еще в такой мороз.
— Сколько у вас медперсонала?
— Семь человек, а по штату положено двадцать один.
— Ни одного человека я вам не дам, они тут нужны, — сказал Травинский и поднялся. — Возможно, своим транспортом будем возить раненых и в полевой госпиталь. — Комбат стоя взглянул на карту. — Госпиталь недалеко. Солнечногорск.
— Не так уж близко — уточнил Криничко. — Больше тридцати километров да по таким дорогам.
— Можете идти, — сказал комбат. — Да, чуть не забыл. Как только заиграют «катюши», заводите машины и выезжайте в полки. Чтоб был порядок!
Павел вышел. Начался снегопад. Снежинки то косо летели по ветру, то падали отвесно.
Сержант Фролов уже поджидал лейтенанта.
— Получен приказ, — сказал Шевченко. — Кажется, утром начнется!
— Что начнется?
— По всему видно, наступление.
— Дай то бог! Сколько можно ждать! Даже не верится...
— В каждый полк пошлем по четыре полуторки. Собери всех бойцов. Я поеду сам. Вы остаетесь здесь. Организуйте ремонт. Вашу машину и Куваева будем держать в резерве. Вам и так дел хватит. До утра нам предстоит установить указатели для маршрута.
3
В три часа ночи водители начали заводить автомашины. Чувствовалось оживление, еще бы, едут выполнять боевое задание!
Заурчала одна машина, другая. И вдруг как гром среди ясного неба:
— Товарищ лейтенант, — обратился взволнованный Фролов, — с трех автомашин сняты трамблеры! Думаю, вредительство.
— А может, воровство? Что будем делать?
Шевченко не хотелось верить, что это могли сделать люди из медсанбата. Снять перед самым боем трамблеры — значит, вывести из строя автомашины. Все знают, запасных частей во взводе почти нет.
— Два трамблера у меня есть в запасе.
— А кто-нибудь знал об этом?
— Никто, кроме Куваева.
— Враг, наверное, проткнул бы покрышки. Это сделать гораздо проще. Тут что-то не то...
— Вредительство! Настоящее вредительство! Тут нечего и гадать! Пока он хочет завести нас в заблуждение, мол, дефицитные детали уворованы. А без них машины ведь не пойдут.
— Какая же у нас, черт побери, охрана!
— Охрана-то была, по почти каждый в эту ночь наведывался к своей машине.
Шевченко тоже, после некоторых раздумий, пришел к выводу: это вредительство! Значит, в медсанбате затеялся враг. И он уже начал действовать. Надо во что бы то ни стало его обнаружить. Иначе — беда!
Ридом послышался скрип снега. Шли комиссар батальона капитан Криничко и уполномоченный старший лейтенант Рахимов. Рахимов был на голову выше комиссара. Они решили проверить готовность машин.
— Ну, как дела, лейтенант? — спросил капитан Криничко.
— Хуже некуда! — ответил Шевченко.
— Как?! Перед самым наступлением!
— Ночью три трамблера с машин кто-то снял. И две не заводятся.
— У тебя что, охраны не было?!
— Была.
Рахимов слушал обоих и молчал.
— Значит, перед самым боем три машины выведены из строя? Или пять? А может, больше? Ой, смотри, Шевченко, с огнем играешь! Ты понимаешь, что это значит?!
— Трамблеры у нас есть запасные. Эти автомашины в рейс выйдут. Надеюсь, и те две заведем.
— Шума об этом особенно не поднимайте. Мол, уворовали, и все. Дайте мне список, кто дежурил ночью. — Отойдя, Рахимов тихо добавил: — Ты присмотрись к Судакову и Куваеву. Да не только к ним, к каждому присматривайтесь. И никому об этом ни слова. Это счастье твое, что машины выйдут в рейс. Понял?
— Ясно! — ответил Шевченко.
У машины Фирсанова возились Фролов и Куваев. Фролов снял с трамблера текстолитовую крышку и монетой зачищал молоточки.
— Видите, товарищ лейтенант, чесноковый трамблер. Контакты окислились.
— Первый раз слышу.
— Чесноком кто-то натер молоточки — вот и окислились. Был у нас такой хлюст на автобазе, как в дальний рейс - так машина не заводится. Пока не разоблачили.
«Может, Фирсанов сделал это специально, чтобы не ехать на передовую? Испугался? — рассуждал лейтенант.- Или кто-то другой постарался? А кто снял трамблеры? Судаков? Он отбывал наказание в заключении. Куваев? У него в биографии вроде все гладко. Да, от Куваева будет зависеть многое, он же у нас механик».
До этого Шевченко верил своим бойцам. А теперь? Он ощутил горькую досаду. Ни с кем не хотелось говорить. И вдруг он поймал себя на мысли, что взвод готов выполнить любую задачу. Разве он не видел лиц своих бойцов, когда сообщал о боевой задаче? В них была решимость выполнить любое задание. Нельзя же подозревать в каждом предателя.