С чего же начинать работу? На первых порах, наверное, будет трудно. Правда, комбат говорит: «Давай действуй! Помогу». Как отнесутся к ее назначению Лебедь, Широкая или та же Рая Шайхутдинова? Мол, была такая, как все, и вдруг стала над ними. Пожалуй, начнет с аптеки. Посмотрим, как Миля Абрамовна к этому назначению отнесется. Может, на нее в первую очередь и следуем опереться.
И Зина Журавлева направилась в избу, где разместилась аптека.
18
На второй день Аленка снова прибежала к Павлу.
— Здравствуй! — А сама смотрит на железную ржавую кровать и печку-бочку, где не горят, а шипят ольховые дрова.
— Тут же собачий холод! Вчера вроде теплее было.
— То ж вчера...
Аленка зарделась. Потом как-то виновато посмотрела на Павла и тихо сказала:
— Я к тебе на минутку... Комбат извинился... Но странно, меня работники штаба дивизии вызывали сейчас.
Павел встревоженно посмотрел на нее.
— Тебя одну?
— Думаю, что не только меня. Расспрашивали о Горяинове, Варфоломееве. Почему, мол, смертность большая. А откуда мне знать, тем более что я то в перевязочной, то в терапевтическом взводе. Да, еще моей биографией интересовались. Неужели меня в чем-то подозревают?
— Да не переживай, — успокаивал ее Павел. — Какие к тебе могут быть подозрения? Родители твои были простые крестьяне. Воспитывалась у бабушки и тети на Урале.
— Я тоже так думаю. Только ведь вторая тетка у меня в оккупации подо Ржевом.
— А при чем тут тетка? Ты кому-нибудь говорила о ней?
— Да многим говорила.
— Еще чем интересовались?
— Да больше вроде ничем. Хотя... Да, еще спрашивали, хожу ли я на лыжах. А какая же уралка на лыжах не ходит?
— Скорее всего, тебя хотят в лыжный батальон санинструктором назначить. А рекомендовал, наверно, Травинский. Чтобы от тебя избавиться и мне насолить.
— Он же просил прощения...
— Просил прощения! Ты Анатолия Львовича не знаешь?!
— А как же мы, Павлуша? Я тебя очень, очень люблю...
Он обнял ее и стал целовать.
— Пусти! Сюда могут войти. И так все в батальоне о нас говорят.
— А ты что, разговоров боишься?
— Но люди нашу любовь по-другому истолковывают. Они думают, что... Даже подруги не верят, что у нас все по-хорошему, искренне.
Она вспомнила, как на днях Лика Широкая изумилась, не поверила ей:
«Что же, вы до сих пор только целуетесь, и все?» — «Да», — ответила Аленка. «Значит, все ошибаются?» — «Да». — «И я тоже ошиблась. Мне кажется, ты какая-то заторможенная, и, наверное, он тоже. Я так со своим женихом долго не смогла бы».
Об этом разговоре Аленка, конечно, умолчала. «Он бережет меня, потому что любит», — подумала.
— А ты слышал, что случилось с Варфоломеевым? — Аленка перевела разговор на другую тему.
— Что?
— Вчера после длительной и напряженной работы наступило затишье. Варфоломеев решил воспользоваться этим и отдохнуть. Он лег спать в доме приемно-сортировочного взвода: мол, привезут раненых, проснется от шума. Но так заснул, что санитары, не разобравшись, положили его на носилки и принесли в операционную. Шайхутдинова как вскрикнет: «Уй-юй, да это же наш хирург!» Он от этого возгласа и проснулся.
— А дальше?
— Умылся и, как ничего не бывало, пошел оперировать. Самое тяжелое время для хирурга утро... Слушай, Павлуша, приходи к нам ночевать в аптеку. У нас тепло.
— А удобно?
— Не вдвоем же мы там будем. С Милей Абрамовной я договорюсь. Она очень хороший человек.
19
Днем Шевченко выбрал время и забежал в терапию, чтобы увидеть Аленку. Но там сказали, что она в соседнем доме. Когда зашел, Широкая и Шубина сидели возле раненого командира. Что-то знакомое показалось в нем Павлу.
— Не узнаешь, лейтенант? — спросил раненый, заложив руки за голову. — Выходит, мы земляки. Я тоже с Украины. Кравченко моя фамилия.