«Смотри, — подумала Аленка, — Снегирева не растерялась, командует, как настоящий командор! Как жаль, что Павел уехал, с ним было бы совсем не страшно».
Комаревич прибежал тут же, словно и не отдыхал. Он даже не застегнул шинель, только набросил на плечи.
— Ну, что будем делать? — спросила Снегирева, когда все собрались. Не вернулась только Шайхутдинова.
— Сейчас, значит, мы их выкуривать будем, — ответил Комаревич.
— А если их много? — спросила Снегирева,
— Много? Откуда? Три-пять паршивых тыловых немца, — убеждал их Комаревич.
— Тут такое подполье, что рота может разместиться, — возразила Снегирева.
— Рота тут бы не сидела сложа руки, товарищ военврач второго ранга!
— А может быть, все-таки дождемся артиллеристов?
Прибежала Рая, запыхавшаяся, встревоженная. И с порога шепотом;
— Смеются, огланы. Мол, приснилось девочкам. Какие немцы! Они четыре дня в школе жили и никакого шайтана не заметили.
— Но придут они или нет? — спросила Снегирева,
— Отколь мне знать?
— Ну что ж, попробуем, значит, сами выкурить, — хорохорился Комаревич. — Титов, открывай ляду!
— Хенде хох! — закричал Комаревич,
Тишина.
— Да там никого нет! — раскатисто засмеялся Комаревич. — Приснилось, значит, вам, чижики. Аленка, где твои фрицы?!
«Неужели показалось? — растерялась Аленка. — Ну теперь посмеются надо мной в батальоне. Впрочем, это в хорошо, что нет немцев».
Комаревич уже стал опускать ляду, как раздался выстрел.
— Смотри, гады! — удивился Комаревич и отошел подальше от черного проема подполья. — Дай, Титов, «лимонку». Мы им по-хорошему, а они стрелять! А вонищу развели, вон как оттуда прет!
И тут же показалась голова немца.
— Ба, ба, ба, настоящие немцы! — воскликнула Шайхутдинова.
— Бросай оружие! — закричал Комаревич.
Немец, видимо, догадался, чего от него требовали, вбросил автомат в подполье.
— Туда, в угол, — подталкивал карабином немца старшина. — Титов, проверь, не осталось ли у него оружия Может, финка или пистолет.
Вылезли еще двое.
— Анка, помоги Титову, — командовал Комаревич. — Забирай документы. А может, того, пуговицы отчекрыжишь как у того химика... Только смотри, нужное не чикни, как оно по медицине-то, значит, называется...
— Вы такое сморозите! — возмутилась девушка.
«Это девчата ему рассказали, и надо было мне проговориться!»
— Комаревич, — вмешалась Снегирева, — не распускайте язык. Что-то за вами этого раньше не наблюдалось
— Так, Алла Корнеевна, то было, значит, раньше. Теперь мы наступаем. Смотрите, сами, значит, сдаются.
«Эти немцы совсем не похожи на тех пленных, которых мы видели в тылу, — рассуждал Титов. — Те были самонадеянные. А это совсем другие, наверное, тыловики»
А немцы один за другим вылезали.
— Одиннадцать, — считала Аленка.
— Какие-то мирные немцы, как телята, — не выдержал Титов.
— Это они сейчас, значит, мирные, когда им всыпали, — возразил Комаревич.
Пришел лейтенант-артиллерист с двумя бойцами.
— Смотри, немцы! — удивился лейтенант. — Вот это маскарад!
— Какой маскарад? — не понял Комаревич.
— Да это наш лейтенант всегда так говорит, — сказал артиллерист.
— Одиннадцать, — пересчитал лейтенант.
— Кто стрелял? — спросила по-немецки Снегирева.
— Обер-ефрейтор, — вскинул голову пожилой тощий немец и указал на подполье. — Мы ему... капут... Он фашист.
— Убили сами, — сказала Снегирева.
— Капут! Капут! — загалдели немцы.
— Тащите его сюда! — приказал лейтенант. — Вдвоем лезьте. Что уставились? Шнель! Шнель!
Немцы поспешили в подполье. Прошло всего несколько секунд, как они вытянули мертвое тело обер-ефрейтора.
— Значит, капут? — сказал лейтенант, кивнув на убитого.
Одиннадцать немцев, но считая убитого обер-ефрейтора.
— Этого закопайте, — распорядился лейтенант, — а этих вшивых мы уведем к себе. Хорош улов! Спасибо, девчата! От лица службы объявляю благодарность!
— Смотри, командующий нашелся, — вдогонку бросила Широкая. — Благодарит. А брать фашистов не спешил. С пленными-то оно легче справляться!
— Широкая! — оборвала Снегирева.
— А че, я молчу, как карась. Ой, девочки, а я, по правде говоря, испугалась, когда услышала выстрел. Сердце в пятки ушло.
— Даже не верится, что немцы, — сказала Снегирева.
— Скоро они все, значит, такие будут, — уверенно сказал Комаревич. — Гоним!
— Титов, — обратился Комаревич, — ищи, значит, лопату. Зароешь фашиста.